– Бай нот? – спросил латиноамериканец. И потянулся к вырезу на ее блузке.
– Ноу.
Она переложила его руку на колено.
– Бай нот?
Он положил ей руку на бедро.
– Ноу.
Маруся потянула вверх его ладонь.
– Бай нот?..
Одна его рука возилась с пуговицами на блузке. Вторая с некоторым упорством раздвигала ей колени.
Маруся успела подумать: “Как он ведет машину? Вернее – чем?..”
Автомобиль тем не менее двигался ровно. Только раз они задели борт чужого “мерседеса”.
При этом рук своих латиноамериканец так и не убрал. Лишь шевельнул коленями.
– Ты ненормальный, – она старалась говорить погромче, – крейзи!
Рафаэль, не останавливая машины, достал из кармана синий фломастер. Приставил его к своей выпуклой груди, обтянутой нейлоновым джемпером. Быстро нарисовал огромных размеров сердце. И сразу полез целоваться.
Дети Арбата (1966, опубл. 1987)
АНАТОЛИЙ РЫБАКОВ (1911–1998)
Когда ему было семнадцать лет, он ездил с мамой в Липецк.
К хозяйке, у которой они жили, приехала невестка из Самары, муж ее служил там на железной дороге. Звали ее Елизавета Петровна – худенькая блондинка в халатике, едва запахнутом на голом теле. Она смотрела на Сашу узким, косоватым взглядом, двусмысленно улыбалась, жеманилась, маленькая мещаночка из Самары. …
– Са-шша… – сказала она однажды, растягивая букву “ш”,
Он подошел, сел рядом.
– Саш-ш-ша, – тянула она, поворачиваясь к нему, халатик ее распахнулся, обнажив белое худенькое плечо и маленькую грудь. – Саша… Где вы гуляете весь день? С девушками? Расскажите мне…
Он не мог выговорить ни слова, смотрел на ее плотно сжатые ноги, на маленькую белую грудь… Солнце пекло сухо, жужжала оса, пахло яблоками, Саша не мог встать, не мог пошевельнуться, со стыдом чувствовал, что она все видит, все понимает, улыбается своей двусмысленной улыбкой и в душе посмеивается над ним.
– Все читаете, читаете, совсем зачитаетесь.
Она взяла из его рук томик Франса.
– Не отдам!
И спрятала книгу за спину. Он потянулся за книгой, их руки сплелись, его обдало жаром ее тела, она бросила вороватый взгляд на калитку, откинула голову, тяжело задышала, на лице ее появилось что-то отрешенное, тайное. Она охватила его шею горячими руками, притянула к себе, губы его коснулись ее губ, и она опустилась на спину.
Потом она заглядывала ему в глаза и смеялась.
– Смотри, что наделал… Теперь придется застирывать. А тебе неприятно, скажи?.. Ничего, миленький, это только в первый раз неприятно, ты ведь в первый раз, ну скажи, правда?
Ему было стыдно, он избегал ее, но на следующий день за обедом она сказала:
– Саша, будьте мужчиной, покатайте меня на лодке.
– Поезжай, Саша, – сказала мама, горевавшая, что в Липецке Саше скучно.
Они переехали на лодке на другой берег Воронежа – так называется река в Липецке, – и здесь, на лугу, она рассчитанно и деловито отдалась ему.
Ночью она пришла к нему, он спал в столовой на диване, и приходила каждую ночь, а днем увозила на другой берег Воронежа.
Русская красавица (1980–1982, опубл. 1989)
ВИКТОР ЕРОФЕЕВ (род. 1947)
… Ритуля вообще недолюбливает иностранных женщин за то, что они претендуют на львиную долю иностранных мужчин. Но ко мне она очень добра и ласкова, как козочка. Второй месяц живу у Ритули в состоянии ежеминутного переполоха. Я верю в нежные узы женской дружбы. Без них я бы совсем погибла. – Ты бы лучше позвонила своему Гавлееву! – советует Ритуля. А что Гавлеев? Он тоже от меня отшатнулся. Да ну их, опротивели все! А раньше я и трех дней не могла прожить, я благоухала, как голубой бергамотовый сад в лунную ночь, когда звезды торчат в южном небе, а рядом в волнах плещется моя Ксюша. Но сад растоптали.
…
Как передать состояние, когда отключаешься и начинаешь жить в другом измерении, заложив всю себя в ломбард, отдавшись на поруки доброму попечителю, с которым, однако, встреч не бывает? А иногда вдруг всплывешь на поверхность и держишься на воде, а потом снова под воду и – до свидания!