Уроки сектоведения. Часть 1

И, вступая в дискуссию с теософами-рериховцами, надо быть готовым к самым головокружительным трюкам: подмене значения слов и откровенным лжесвидетельствам, к мгновенным переменам позиций рериховцев на ровно противоположные. И, конечно, надо быть готовым к тому, что рериховцы сделают вид, что они напрочь не слышат аргументы своих оппонентов…

Это – не диспут с учеными или философами. Тот, кто начинает разговор с теософом или рерихианцем, должен знать, что перед ним – пропагандист и вербовщик. В зависимости от сиюминутной пропагандистской потребности он может установить самые разные “маскировки” – даже взаимоисключающие. Поэтому теософские тексты невозможно рассматривать как нечто целостное. Одно и то же слово может иметь совершенно разные значения на разных страницах даже одной и той же книги. Один и тот же тезис может отрицаться в одном месте и утверждаться в другом.

Кроме того, излюбленный миссионерский прием теософов – это reservatio mentalis: употребляется слово или символ, о котором говорящему заведомо известно, что слушатель воспримет его не в том же значении, в каком его употребляет сам говорящий.

Теософ знает, что он сам в некое слово вкладывает один смысл. Знает он и о том, что его собеседник это слово понимает совсем иначе. Но теософ сознательно не разъясняет, как употребленные им слова осмысляются в теософии. Говорим «Сергий» - подразумеваем «Кришна»{228} или «Махатма Мориа»{229}. Говорим «Христос» - подразумеваем «девятый Дхьяни-будда»{230}. Говорим «Ориген» - подразумеваем опять же «махатму Мориа»[84]. Говорим «Космос» - подразумеваем «духи» или даже «Бог Махатм»[85]. Говорим «Магнит» - подразумеваем предмет влечений оккультистов, то есть опять же их «богов»[86]. Говорим «Культура» – подразумеваем «почитание творческого огня, который есть жизнь"[87]. А потому рериховский призыв «защитим Культуру» на деле означает защиту «огня» («вибраций»), исходящих от космических духов[88].

Поэтому рериховцы считают критику Рериха отрицанием культуры как таковой. Этот отождествление частного и целого смешно в своей напыщенности и очевидной глупости. Вот Ницше (упоминаю имя философа, симпатичного Рерихам) – несомненно интересная часть мировой философской и литературной культуры. Но если человек не согласен с Ницше и полемизирует с ним – это же не значит, что он враг культуры, философии и т.д. Вот так же и полемика христианский философии с теософами – это внутрикультурная полемика (точнее – полемика двух школ религиозной философии), а не война христианства против культуры как таковой. Между Рерихами и культурой нет знака тождества. Можно быть культурным человеком и при этом не принимать философию Рерихов и не быть в восторге от картин Николая Константиновича.

Но рериховцы искренне не видят этих своих передержек, потому что смысл не ими созданных слов они давно и удобно подогнали под параметры своей идеологии. Если культура – это вибрация в космическом огне, то и в самом деле, кому же как не Рериху быть вождем и символом такой культуры. Но если вы говорите на своем эзотерическом языке – то хотя бы не возмущайтесь тем, что у других людей возникает непонимание и несогласие с вами.

Руководясь принципом reservatio mentalis, рериховцы не возражают, когда их размышления о “Матери мира” воспринимаются “профанами” как размышления о Богородице, о Деве Марии. В их журнале некий восторженный профан пишет: «София - олицетворение Женского Начала, Матери Мира, Богородицы. Царица Небесная Утешительница, Она дает жизнь свет и счастье. Она вдохновляла и вела этот народ через все этапы его героической истории. Она осеняла его святых, вождей и гениев. Она открыла глаза народу на красоту, которая пронизывает все сущее и в которой Она сама является им»{231}.

А что на самом деле думали Рерихи о «Матери Мира»? Да то, что она никакого отношения к евангельской Марии, к Божией Матери, воспеваемой православными гимнами, не имеет: «Матерь Мира закончила свои земные воплощения еще во времена Атлантиды»{232}. «Матерь Мира нельзя понимать как земную Мать Христа»{233}. Это Парабрахман, непроявленный Абсолют: «Пространство называется Матерью до его кармической деятельности»{234}; «Оно вне измерения во всех смыслах»{235}. Ясно, что бездеятельное и непроявленное начало никого не может «вести». Сама с покрывалом на глазах (именно так она предстает на полотнах Николая Константиновича), она никому не может «открывать глаза»

Остается лишь поразиться духовному чутью русских церковных иерархов предреволюционных лет: еще не зная рериховского учения, Синод отказался дать благословение на освящение храма в Талашкино, в котором была фреска Рериха «Матерь Мира». Церковь почувствовала, что это – не о ее вере. Не Та, Которой молится она, изображена Рерихом. Символом рериховской «Матери Мира» по позднейшему признанию его супруги является индусская богиня Кали{236}. Богиня смерти, кстати говоря…[89]

Внутренная мозаичность и даже противоречивость теософских текстов имеет много причин.