Слышится внезапный грохот – упал кусок штукатурки от потолка и через дыру показался чердак. Затем наступила мёртвая тишина. Капли прекратились. Женщина испуганно замерла. Стала убирать упавшие куски в угол и прикрывать плёнкой.
Ох! Да что же это такое! Настоящая «Гибель Помпеи», только вместо вулкана протечки орудуют. (Прислушивается)
О! Тишина. Не капает. Нет, ты меня не обманешь, дыра раздора, я слышу, как твои щупальца ищут новые щели. (Пауза) Опять этот зуд. (Ведётрукой по телу) Начинается отсюда (трогает левую грудь), идёт сюда (дотрагивается до подмышки), спускается гусиной кожей по спине, пояснице, здесь щекочет (гладит бёдра) и замирает под коленками. (Сраздражением) Ах, как хочется расчесать, содрать вместе с кожей проклятый зуд. (Осторожно почёсывает коленки) Всё из-за вчерашнего. Проснулась и тут же поняла – день дурной. За окном всё серо, мрачно. Разлад прямо висит в воздухе, как дамоклов меч.Завтрак вдвоём проскочил почти удачно. (Пауза)
Что я сделала? Лишь случайно задела его ноги под столиком на кухне и тут же – поток проклятий и чертыханий: «Немедленно проси прощения!» Внутри меня что-то щёлкнуло и замкнуло язык на замок. (Почёсывается) Дожевала завтрак, поджала ноги под табуретку, как собака хвост.Убили день. Надела теньСвой чёрный траур на глаза —Вселилась в сердце пустота.Поникло блёклое лицо,С тоской упало на плечо,Потом пропало. Лишь спинаБыла в себя погружена.Лицо распалось. В пустотеИскали руки в суетеГде брови, нос, а где глаза —Собрать бы им черты лица…Никак лица им не сложить,Бессильна плоть, запутан путь.Развеял ветер мой портретВ той пустоте на много лет.Что потом? Потом в метро, на встречу с прошлым, где мне передали весточку из Германии, куда переметнулся бывший коллега. После – биржа труда с толпой безработных до самой улицы. Многие стесняются, делают вид, что случайно здесь оказались. Да что там, здесь нет случайных, здесь все отверженные, знают, что такое беда. Не отметишься – не получишь подачку от властей. Стыдно быть бедным и безработным. Не всякий согласится работать метлой, мыть грязную посуду или таскать тяжести. Вспоминаем свои служебные комнаты и кабинеты как рай небесный, который раньше проклинали.
Поднимаюсь, притиснутая к перилам, по лестнице с плотной угрюмой толпой к кабинетам, а в голове стучат ритмичные жёсткие строки. На каждой ступени рождается своя строка. Я – уже не я, а частичка одного живого шевелящегося организма, куда он, туда и я. Его породил огромный город, равнодушно смотрящий на ползучую толпу. Такую жуткую толпу я видела только в Пассаже во времена страшного дефицита товаров. Почти одни женщины, как и на бирже. Писала на клочке бумаги потихоньку на чьей-то спине:
Я – женщина города мёртвых царей,Гранита и мраморных ног,Я – женщина города дикарей,Революционных сапог.Я – женщина хмурых домов взаперти,Дворов проходных в никуда.Я – женщина сумок и толчеиС мозолью больной навсегда.Я – женщина ржавых трамвайных карет,Кирпичных отравленных труб.Я – женщина женщин, встающих чуть свет,И недоцелованных губ.Я – женщина всех заблуждений в пути,Обманутых снов, острых слов.Я – женщина с диким упорством в грудиИ взглядом полуночных сов.Я – женщина чада кухонной плиты,Смердящей, как старый завод.Я – женщина вовсе не вашей мечты,Изнанка я – наоборот.Я – женщина женщин с лицом изнутри,С тенями прилипших забот.Я – женщина женщин горящей души.Мы – звёзды, а всё – небосвод.