Олег поднялся в квартиру. Разложил продукты. Заставил себя выпить чашку чая. Включил беговую дорожку и быстро с ожесточением стал перебирать ногами по полотну, увеличивая скорость, будто готовился разбежаться и со всего разгона взлететь к небу. Хотелось убежать от этих слов, от этого места, от этих людей к чему-то чистому и высокому. По мере бега он успокаивался, думая о Валентине, о своей семье, о творчестве, о друзьях и об огромной гвардии незрячих, которым он, сам слепой, хотел бы служить беззаветно, помогая мыслями, словами и делами.
И он действительно взлетел, но только во сне, который видел много-много раз: он легко парит в небе с раскинутыми руками, пролетая над белыми облаками, между которых мелькает земля с реками, полями и лесами. Но приземлиться он должен только в городе на знакомый блокадный дом, над которым плотной сетью протянуты электрические провода под током. Вот и сейчас, во сне, он словно обессиленная птица пытается подлететь к дому, но провода обжигают его током, не пуская на землю. Он просыпался с сердцебиением и снова проваливался в этот же сон, изнемогая от повторяющихся неудач до самого рассвета.
День шестой
Лёгкое постукивание в оконное стекло балкона развеяло поверхностный сон, похожий на болезненное забытьё. Казалось, будто осенняя дождевая хандра робко стучится в дом дрожащими струйками своих прозрачных пальцев. Но стук был тонкий, колкий и неритмичный.
– Не может быть! – догадался он. – Это птичка!
Пернатые, большая синица и лазоревка, прилетают к нему на лоджию постоянно в течение года, чтобы кормиться и выводить своих птенцов в птичьем домике, который Олег смастерил для них и не убирал с балкона. Синицы выводят по три раза за лето птенцов. Если кормишь птичек ежедневно, то они узнают тебя и прилетают каждый день, ожидая и требуя корма. Два-три дня пропустишь – и они, будто понимая, больше не беспокоят. Он встал, положил на ладонь немного семечек, которые были всегда под рукой, и открыл балконное окно. Было тихо. Но он протянул ладонь и замер. Через некоторое время услышал шорох и почувствовал маленькие цепкие коготки на ладони, а потом и острый клювик, который суетливо склёвывал корм. В душе разливалась небесная благодать и восторг от прикосновения к хрупкой жизни. Нет ничего прекраснее этой жизни, которую оборвать, отнять, искалечить ничего не стоит, что у птиц, что у человека. Птичка, склевав все семечки, благодарно чирикнула и улетела.
– Этой осенью обязательно поймаю синичку, чтобы пожила зиму с нами, – решил Олег. – А эта птичка – вестник хороших новостей, значит, скоро мы будем вместе с Валюшей! – и радостно пропел в открытое окно: – Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река. Кудрявая, что ж ты не рада весёлому пенью гудка? Не спи, вставай, кудрявая, в цехах звеня, страна встаёт со славою на встречу дня!..
Студёный воздух бодрил и звал на утреннюю пробежку.
В хорошем расположении духа Олег стал собираться на свою трассу за домом. Выпил чаю с надоевшим бутербродом, предвкушая, как скоро Валюта будет кормить его чудными супами, кашами, борщом, разнообразными салатами, жареной рыбкой, тушёным мясом и овощами, встречая его с нетерпением дома, а он, зная, что она его ждёт, будет как на крыльях лететь из мастерской в своё гнездо с ощущением выполненного долга, а не впустую прожитого дня.
После завтрака он оделся в спортивную форму, заткнул за пояс картофельную тяпку, взял самодельную спортивную трость с привязанным к ней колокольчиком, ключи и вышел из дома. «Хорошо, что не было дождя, – думал он. – Тренировка на беговой дорожке всё же не даёт настоящей подготовки для соревнования, так как нет полётности бега, отрыва ног от земли, отсутствует работа рук при движении, получается просто очень быстрая ходьба, что тоже немаловажно в домашних условиях.
Уверенно дойдя до своей трассы, он отсчитал семьдесят пять шагов, очистил тяпкой поребрик от мокрых листьев и стал бегать трусцой туда и обратно, ведя свой счёт до сорока поворотов. Город просыпался: запыхтели автомобили, послышались лёгкие шаги женщин, постукивающих быстрыми каблучками по асфальту, неторопливые шаги мужчин, куривших на ходу, чей дым он улавливал при беге, усталые шаркающие шаги появлялись позже вместе с детскими голосами. В основном проходили молча. Жильцы дома к нему уже привыкли, ему было приятно, если кто-нибудь иногда здоровался и желал крепкого здоровья. Он всегда отвечал доброй шуткой и приглашал на пробежку. На тридцать пятом развороте он неожиданно почувствовал стойкий неприятный запах, какой обычно исходит от бомжей. Возвращаясь, он чувствовал по запаху, что человек стоит на том же месте. После последнего поворота он остановился с ним рядом.
– Привет, друг! Хочешь побегать со мной? – доброжелательно спросил Олег.
– Я уже своё отбегал, отец. А как ты увидел меня? – ответил хриплый голос.
– А у меня открылся третий глаз вместо двух ослепших.
– Ну да?! Шутишь. А я смотрю, ты трусишь спозаранку, как коза с колокольчиком. А ты точно слепой? Больно бойко бегаешь.