Уроки Великой депрессии

В 1930 г. правые представляли собой лишь тень власти. Реальную хозяйственную власть сохранял Рыков, но, когда Сталин решил, что его квалификация в новых условиях не годится, премьер-министр будет легко сменен. Показания «вредителей» для этого не понадобятся. Но они сыграют свою роль, чтобы убедить одного человека в необходимости снятия Рыкова поста. Этим человеком был сам Сталин. 2 сентября 1930 г. в письме к Молотову Сталин откомментировал эту проблему так: «Насчет привлечения к ответу коммунистов, помогавших громанам-кондратьевым. Согласен, но как быть тогда с Рыковым (который бесспорно помогал им) и Калининым (которого явным образом впутал в это „дело“ подлец — Теодорович)? Надо подумать об этом».[264] Такие результаты следствия расходятся с его первоначальной версией о том, что след выведет прежде всего на Бухарина. А если бы и вывел? Рыкова можно было отправить в отставку, Калинина — простить. Бухарина можно было еще понизить в должности и даже посадить. И тем вызвать новый всплеск разговоров о гонениях, жалость к опальному идеологу. Бухарина нельзя было даже выслать из страны — он не оказывал прямого сопротивления, как Троцкий. Он был лоялен системе, подчинялся произволу Сталина. Но его идеи были опасны — это была приемлемая для большевиков альтернатива на случай провала пятилетки.

А вот в деле с Рыковым близость премьера к спецам делала его негодным в качестве проводника сталинской политики. Это была последняя капля. Сталин писал Молотову: «наша центральная советская верхушка (СНК, СТО, Совещание замов) больна смертельной болезнью. СТО из делового и боевого органа превратился в пустой парламент. СНК парализован водянистыми и по сути дела антипартийными речами Рыкова… Надо прогнать, стало быть, Рыкова и его компанию… и разогнать весь их бюрократический консультантско-секретарский аппарат»[265]. Сталин мог без труда снять Рыкова с должности уже в 1929 г., но не был уверен в способности кого-то справиться с задачами координации индустриального рывка. Но с ними не справлялся и Рыков, он их саботировал, опираясь на мнение экспертов. Ворошилов предложил Сталину взять дело в свои руки, но вождь отказался. Почему? Принято считать, что Сталина отличало «особое властолюбие, стремление к обладанию не только реальной властью, но и всеми внешними ее атрибутами…»[266] Чтобы объяснить с этой точки зрения не только разительное различие между количеством наград Сталина и, скажем, Брежнева, но и длительный отказ занимать пост предсовнаркома, приходится приписывать Сталину стремление избегать ответственности за дело. Но с 1929 г. Сталин в СССР отвечал за все, и нес личную ответственность за успех или провал пятилетки. Но он извлек урок из трагического опыта Ленина: носитель стратегии не должен брать на себя всю хозяйственную текучку. Ничего личного — полновластный глава государства предпочитает иметь управляемого премьера, который будет вести дела, обращаясь к арбитру и гаранту стратегии только в сложных или политически важных случаях. На эту роль Сталин избрал преданного друга Молотова.

На пленуме ЦК и ЦКК 17–21 декабря 1930 г. Рыков был подвергнут дружной критике за непоследовательность и старые ошибки. Он опасался отвечать на обвинения прямо, о чем с некоторым злорадством говорил Бубнов: «человек с этакой нарочитой осторожностью ходит по скользкому льду»[267]. Контакты с «вредителями» и зависимость от их мнения играли второстепенную роль в критике Рыкова. 19 декабря Рыков был заменен на посту предсовнаркома Молотовым, а 21 декабря — выведен из Политбюро. Результатом назначения Молотова стало, по словам Сталина, «полное единство советской и партийной верхушек»[268], что было логично в условиях тоталитаризма. Разгром «консультантского» аппарата означал торжество партийного аппарата над хозяйственниками, политической воли над экономической компетентностью.

Но для этого не нужно было фальсифицировать процессы, это и так было в воле Сталина, отстранение правых от власти приветствовали даже аппаратчики, недовольные Сталиным и близкие к правым по взглядам. Это подтвердило дело Сырцова-Ломинадзе.