Разгорячившись столь длинной речью, волхва замолчала и припала к кружке, а потом, переведя дух, продолжила уже более спокойно:
– Вот вы тут крепость строите, отроков и девиц учите. Я вам помощников прислала и еще пришлю, ибо взялись вы за благое дело. Развернется Михайла, станет воеводой, вырастит себе ратников, и дети под защитой этого войска будут жить в большей безопасности, смогут выучиться, станут умнее, богаче, удачливее прочих и своих детей такими же вырастят, а значит, выполнят свое главное предначертание – продлят свой род.
Голос волхвы то убаюкивал, то встряхивал, ее слова то подтверждали когда-то услышанное от бабки или понятое самой Ариной, то вызывали желание поспорить – но она каждый раз прикусывала язык и продолжала слушать, чтобы, не дай бог, не пропустить чего-нибудь важного.
Нинея постучала пальцами по столу, глядя куда-то перед собой прищуренными глазами – как будто целилась во что-то. Потом остро глянула на притихших слушательниц и, кивнув в ответ на какие-то свои мысли, продолжила:
– А если все предназначенное выполнять, то мир и дальше стоять будет. И неважно, какая вера – христианская или наша, языческая, если то, что делается, богам угодно. Одно меня тревожит: вижу я, что попы христианские мужской мир возвеличивают, а женский, наоборот, принижают и угнетают, не понимая, что один без другого существовать не сможет. Ну, не бывает света без тьмы, жара без холода или низа без верха. И не со зла они это делают, просто по сути своей мужской постичь не могут того, что только женщинам открывается.
Нет, в христианстве и бабы иные свое слово имеют, и настоятельницы монастырей есть, и монахини, но… Они, как вон Анна с боярством – многое у мужей перенимают и за ними повторяют. А это женский мир корежит, незаметно пока, не явно, но корежит и уродует. А когда женский мир убьют – и мужской изуродуется и в конце концов захиреет, превратится в убожество.
Но против попов не попрешь. Своей судьбы я вам не желаю, потому и предупреждаю: нельзя вам ни в малейшей степени наперекор христианству идти. Спросите, что же вам со всем этим делать? А ведь вы уже сами это знаете!
Нинея ткнула пальцем в оторопевшую от такого поворота Арину:
– Да-да, знаете! Оставили вам христиане щелочку! Слышали такое имя – Рея?
– Н-нет… – растерялась молодая женщина.
– А Кибела? Иштар? Тоже нет? Хотя, откуда – им далеко отсюда поклонялись, да и сейчас еще не забыли. Имена у них разные, но общее у них одно: все они – Матери богов. Как и христианская Богородица.
Нинея в упор смотрела на Арину. Боярыня Анна, задумавшись о своем, будто и не слышала ее. А, может, и впрямь не слышала, молодой наставнице сейчас не до того было: она не могла взгляд отвести от глаз волхвы, которая, казалось, теперь говорила только для нее.
– Помнишь, что я сказала – Бог един? Верховное божество у любого народа есть, кого ни возьми. По-иному его называют, по-разному славят, но общее, если хорошо поискать, в тех обрядах сохраняется. А вы что думали, поклонение Христу на пустом месте родилось? Не-ет, – неизвестно кому погрозила пальцем Нинея, – христиане многие языческие обряды и обычаи себе на службу поставили! Тот же крест и у язычников есть, но у нас он – символ Солнца. Вспомните, какими узорами детские рубашонки украшаются?
– Я сестренкам тоже кресты вышивала… – кивнула головой Арина, хотя видела – ее ответа старухе и не требуется. Но уж очень захотелось сказать хоть что-то… От себя самой, что ли? Чтобы понять, в своей ли она еще воле или уже в полной власти волхвы? Пока что она ничего такого не чувствовала и, чтобы окончательно в этом убедиться, уже увереннее добавила: – И матушка мне в детстве тоже… Но я думала…