Уроки верховой езды

Кругом — настоящая сельская идиллия. Лошади, ухоженные, в сытых яблоках, ходят по широким пастбищам под синими-синими небесами. Клены шуршат листвой на легком ветру, в ветвях туда-сюда проносятся птицы. Поют цикады, чирикают воробьи, слышна песенка зяблика и одинокий голосок каролинской синицы…

Но я-то знаю, что благолепие лишь внешнее. Копни чуть поглубже, и обнаружится такой геморрой!

На подъездную дорожку сворачивает такси и рулит к дому — желтый муравей на ленточке гравия. Я закидываю сумочку на плечо, вытягиваю ручку чемодана и со стуком скатываю его по пандусу, который нам больше не нужен. Такая вот история семьи, измеряемая в ставших лишними пандусах…

Скоро я забираюсь на заднее сиденье такси и уезжаю, увозя свою неизбывную боль. Мне кажется, она занимает в машине даже больше места, чем я.

* * *

Еще через полтора часа я сижу в самолете. По-моему, сардины в банке и то устраиваются просторней. Тут даже ногу на ногу не положишь. Я хмуро смотрю на стюарда: джин у них, оказывается, не бесплатный. Да и платная-то порция — курам на смех. Проходит еще часа полтора. Я снова в желтом такси, и оно везет меня улицами, знакомыми по прежней жизни. И как итог — дежавю: я оказываюсь напротив своего старого дома.

Я кое-как выбираюсь из автомобиля и качу чемодан по тротуару. Такси уезжает, и я остаюсь наедине с воспоминаниями о былом.

На лужайке торчит деревянная табличка: «Продается», внизу — координаты риелтора. Дом сложен из красного кирпича. Когда-то он казался мне таким прочным, едва ли не горделивым. Теперь вид у него заброшенный, несчастный и одинокий. Стриженая трава побурела. Между ступенями крыльца — длинные разросшиеся сорняки. На некогда ухоженных клумбах занял прочные позиции трехфутовый чертополох.

Если человечество постигнет катастрофа, мир достанется тараканам. И чертополоху.

На ручке двери висит запирающийся ящик для писем, из-за этого дверь трудно открыть. Я едва справляюсь с замком, ругаясь сквозь зубы.

Наконец дверь отходит. Немедленно начинается сквозняк, подхватывает со столика в прихожей бумаги, они порхают в воздухе, прежде чем упокоиться на полу. Это все риелторские листки. Я поднимаю их и неаккуратной стопкой водворяю на место.

В большой комнате царит та же мерзость запустения. Цветы засохли в горшках, на каминной полке — размякшие свечи. На кофейном столике — наш семейный портрет, реликвия далеких счастливых времен. Ева, Роджер и я… Рядом — фотография родителей Роджера и ваза, подаренная его двоюродной бабушкой. Я несколько удивлена, что эти вещи по-прежнему здесь. Хотя сама же указывала в соглашении о расторжении брака, что все, находящееся в доме, остается за мной.

Вот уж не думала, что Роджер пойдет на это. Я ведь ему как бы вызов бросала. Давала понять, что, мол, вот тебе плата за уход от меня к Соне. Нитки из прежнего дома не заберешь!.. Могла ли я предположить, что он сочтет такое условие справедливым?..

* * *

На другой день после полудня я с некоторой робостью подхожу к моей любимой старой машине. Но опасения излишни. Она заводится с пол-оборота, хотя на ней несколько месяцев не ездили. Преисполнившись благодарности и любви чуть не до слез, я задом выезжаю из гаража и держу путь к офису Кэрол.

По дороге я начинаю понимать, что несколько промахнулась с одеждой. День жаркий, а я облачилась в деловой костюм. В ризы власти, как, помнится, говаривали в восьмидесятые. На мне шелковый пиджак баклажанного цвета с подбитыми ватой плечами. Я желаю выглядеть властной. Успешной. Деловой.

Контора Кэрол располагается в старой части города. Здесь очень зелено, много деревьев. Дома в основном жилые, так что с парковками туго. На крохотную стоянку приходится втискиваться по гравийной дорожке, проложенной вдоль стены здания.

— Здравствуйте! Могу я вам чем-то помочь? — спрашивает администраторша, когда я вхожу.

— Я к Кэрол. Мне назначено на два сорок пять.

— Ваше имя?

— Аннемари Циммер… то есть Олдрич, — поправляюсь я поспешно. — Аннемари Олдрич.

Потерплю еще часок, так и быть. А потом в самом деле вновь стану Аннемари Циммер.

Администраторша не придает значения путанице с фамилиями. Она просто звонит Кэрол.

— Тут к вам пришли… На два сорок пять… Ага… Ага.

Она берет маркер и делает жирную пометку в гроссбухе. Потом вешает трубку.

— Кэрол готова принять вас. Как пройти, знаете?

— Да, — говорю я. — Я тут уже бывала.

Несмотря на звонок администраторши, кабинет закрыт. Я стучу.

— A-а, Аннемари, — слышу я голос Кэрол. — Заходи, заходи.

Она распахивает дверь, широко улыбаясь. Энергично пожимает мне руку и одновременно втягивает меня в комнату. Усаживает на стул и возвращается за свой стол. Все здесь миниатюрное. Начиная с хозяйки. Не нормального человеческого размера, а примерно в три четверти.

— Я думаю, много времени слушания не отнимут, — говорит она.

И наклоняется вперед характерным движением, которое типа должно помочь мне раскрепоститься. Будь она мужчиной, она сейчас расстегнула бы манжеты и поддернула рукава.