Уроки верховой езды

— Как ты мог такое сделать со мной?

Он молчит.

— Ну разве только это она тебя подловила. Так, что ли? Забеременела и окрутила тебя?

— Нет. Мы с ней все запланировали.

— Тебе кто-нибудь говорил, какая ты скотина?

— Мне жаль, что так вышло, Аннемари.

— Слушай, катись отсюда, хорошо? Просто катись…

Еще какое-то время он сидит, разглядывая ладони, потом идет к двери. Открывает ее и задерживается, положив руку на створку. Оглядывается на меня.

— Прости, Аннемари. За все, что случилось. Я понимаю, ты меня ненавидишь, и у тебя есть причина, но, правда, я меньше всего хотел причинить тебе боль. Я всегда любил тебя. Всегда, всегда… Может, и не надо было мне так сильно тебя любить…

— А это, черт тебя подери, что еще значит?

— Да просто я всегда понимал, что люблю тебя больше, чем ты меня. Так оно и было, иллюзий я не питал. Я понимал это даже тогда, когда мы только женились, но я надеялся, что со временем… — Он качает головой. — Я правда пытался, Аннемари.

Он прикрывает за собой дверь, оставляя меня торчать посреди прихожей. Минуту спустя я слышу, как хлопает дверца машины и заводится мотор.

Мне хочется бежать, скорее бежать из этого дома, но я не могу. Я слишком много выпила. И потом, еще вторую бутылку надо прикончить…

На ночь я устраиваюсь на диване. Меня тошнит от мысли о том, чтобы ложиться в постель — нашу с ним постель. Где-то к середине второй бутылки, когда по телевизору крутят старый фильм, я прихожу к зубодробительному выводу: а ведь Роджер-то прав…

Я тоже всегда отдавала себе отчет, что он любит меня больше, нежели я его. Другое дело, мне это казалось вполне естественным. И умом и сердцем я всю дорогу воспринимала Роджера как нечто сугубо вспомогательное в моей жизни. Как своего рода костыль.

Почему? Почему я так смотрела на наши отношения? Считала себя лучше его? Считала, что я такая вся из себя особенная? Была убеждена, что мне по праву рождения принадлежит его верность?..

Стыдно сознаться, но именно так я и рассуждала. Я была великолепной Аннемари, спортивным вундеркиндом, восемнадцатилетней олимпийской надеждой. Мне бы изменить самооценку после того, как все претензии на славу улетучились в одночасье, но я этого так и не сделала. Может, когда-то я вправду была особенной. Единственной в своем роде, звездой. Но с тех пор многое изменилось. Ничего выдающегося во мне давным-давно нет…

Мой взгляд вновь перемещается на телеэкран. Герои «Тупиц» стоят на причале. Они натягивают огромную рогатку, чтобы запустить карлика кувырком в озеро. Мне становится противно, я роюсь в диванных подушках в поисках пульта. Сперва мне попадаются какие-то монетки и кусочки мумифицированной еды, но потом пальцы смыкаются на гладком пластиковом корпусе.

Я выключаю телевизор, и в комнате остается лишь наружный свет, проникающий в окна. Там горят уличные фонари, их свет резче и белей лунного… Мне плевать. Мимо бутылки я всяко не промахнусь.

Я отпиваю прямо из горлышка, не заморачиваясь со стаканом. И спрашиваю себя, что подумал бы об этом Роджер. Он всегда говорил, что я слишком сдержанная и чопорная. Наверное, не решался прямо назвать меня недостаточно страстной.

Ужас, ужас — теперь я со всей ясностью понимаю, что он и тут не ошибся…

Глава 17

Ох. Лучше бы мне помереть…

Я отключилась примерно к полуночи, но в три часа ночи проснулась, мучаясь сложной смесью самобичевания, бессонницы и похмелья. Наверное, с рассветом я бы снова заснула, но у меня нет времени валяться в постели. Надо как угодно, хоть на четвереньках, выбираться отсюда. А то с ума сойду.

Я кое-как тащусь вверх по лестнице. Может, где-то найдется таблеточка тайленола. Знакомая обстановка больше всего напоминает декорации для съемок фильма про дом с привидениями. В шкафах висит одежда, в ванной — аптечка с лекарствами и бутылочки шампуня… Надо будет кого-то нанять, чтобы пришел и уложил вещи, потому что сама я заниматься этим не в состоянии. Для меня это все равно что в мертвецкой возиться.

Тайленола я не нахожу, но в аптечке есть хотя бы аспирин. У меня внутри так все пересохло, что я выхлебываю четыре стакана воды. После чего меня рвет прямо в раковину. Справившись с этим, я закидываю в рот две таблетки аспирина и сижу на краю ванны, ожидая, пока успокоятся спазмы в желудке.

Потом я споласкиваю раковину и принимаюсь уничтожать следы своего присутствия в доме.

Это много времени не отнимает. Я складываю шерстяное афганское покрывало — оно досталось нам от бабушки Роджера — и убираю на место, в кедровый сундук. Мою и вытираю стакан, в который наливала вино. И красивым веером раскладываю на столике в прихожей риелторские проспекты. Потом, тщательно удостоверившись, что зрителей нет, выскальзываю в заднюю дверь и отправляю в соседскую мусорку две пустые бутылки. Надеюсь, в том доме живут не алкоголики. А то кто-нибудь может решить, что бедолаги сорвались.