Уроки зависти

– Может быть, мы были просто дураки! – Его маленькие, как у Бернхарда, глаза сверкали ярче свечных огней. – Но за глупость тоже надо платить. Она тоже преступление. Ты понимаешь… – Он заговорил быстро, не отводя от Любы взгляда. – Нам говорили наци: в России уничтожают церкви. Да! Это оказалось правдой. Я моими глазами видел, как возле церквей лежали под дождем иконы, я сам брал их и чистил, а потом приносил обратно в церковь, если у нее еще была крыша. Нам говорили: крестьяне очень тяжело живут из-за большевиков. Да! Это тоже было правдой. Крестьяне жили не тяжело, они жили совсем страшно, мы это увидели. Я видел, как дети лежали в грязи, на одной подстилке с телятами и овцами, и это было не в сарае для скота, а прямо в доме, и дети ели одну только соленую капусту, но ее было очень мало, и они плакали от голода. А в тех деревнях еще не было войны, а просто крестьяне всегда так жили при большевиках. Все это было правда! И мы видели только это, и думали, что пришли их освободить, и не видели, что за нами идут части СС… А когда мы поняли, что происходит, было уже поздно. Поздно! Мы уже были не солдаты армии, которая воюет с армией, а помощники тех, кто убивает детей. Да, когда они вешали партизан, то мы видели, что это совсем дети, которые учились в школе. И не все ли равно, что мы попали в эту ловушку из-за нашей глупости? За глупость тоже надо платить! Может быть, еще дороже, чем за злобу.

– Папа! – Бернхард встал. – Люба устала и хочет спать. Пойдем, я помогу тебе лечь.

Наверное, кирш наконец подействовал на Клауса не возбуждающе, а так, как в конце концов и действует крепкое спиртное, – как удар по голове. Он послушно поднялся из-за стола, уронив стул, и, тяжело опираясь на руку сына, пошел вместе с ним из комнаты.

– Я сейчас вернусь, – сказал Бернхард уже от двери.

Люба подняла упавший стул. Судя по всему, Рождественский сочельник был окончен. Что и говорить, приятного в нем оказалось мало. Разве что спинка косули да настоящий брют.

Она накрыла блюдо с остатками мяса большой металлической крышкой. Наверное, надо было его куда-нибудь убрать, но Люба понятия не имела куда.

Бернхард вернулся через пять минут.

– Извини, Люба, – сказал он.

– Что извинять? – пожала плечами она.

– О, есть что. Мой отец не должен был портить тебе вечер своими… как это?.. Откровениями. Это может быть совсем не интересно тебе, знать про его молодость. Но, с другой стороны… – Он посмотрел на Любу тем прямым взглядом, который, она уже поняла, был у отца и сына одинаковым. А может, и не только у этих отца и сына. – С другой стороны, – повторил Бернхард, – мой отец сказал то, что для него самое главное. Это было с его стороны прямо и честно, а значит, уже не так важно, тактично это было или нет для праздничного вечера.

Люба не знала, что на это ответить. По правде говоря, ей это было и не очень понятно, и не очень важно.

– Куда убрать мясо? – спросила она. – И вообще все со стола.

– Я сделаю сам, – сказал Бернхард. – Ты помнишь, как идти в твою комнату?

– Да, – кивнула Люба.

– Я хотел бы прийти на ночь к тебе. Я могу это сделать? – спросил он.

«С ума сойдешь с их прямотой и честностью!» – подумала Люба.

Но в ту же минуту поняла, что ей все это нравится. Очень нравится! Она и сама не любила разводить антимонии вокруг очевидных вещей.

– Можешь, – сказала она. – Только через полчаса, ладно? Я душ приму.

Глава 3

Сегодня Клаус тоже выпил своего любимого кирша, но умеренно.

«Русский бы на трех рюмках не остановился», – подумала Люба.

Это было одно из тех немецких качеств, которые так и остались для нее необъяснимыми: немцы напивались не меньше, чем русские, а то и больше – и орали во весь голос, и с ног валились, пьяные, – но при этом она не знала здесь ни одного алкоголика и подозревала, что дело не в ее неосведомленности, а в том, что у немцев просто нет такой болезни или она встречается редко. Пьяницы – пожалуйста. Но зависимые – нет.

Когда она однажды поделилась своими наблюдениями с Бернхардом, он не нашел в них ничего удивительного.

– Просто у всех народностей различный состав ферментов, – объяснил он с обычной своей обстоятельностью. – Поэтому зависимость от алкоголя наступает по-разному. Тем, кто принадлежит к северным народам, достаточно выпивать понемногу в течение одной недели, чтобы их зависимость стала необратимой. А, например, у жителей винодельческих областей Средиземноморья ферменты работают очень эффективно, и хотя они много пьют, но алкоголь своевременно расщепляется. Германия тоже принадлежит к винодельческим странам, я думаю, это одна из причин того, что наши ферменты помогают нам не приобрести зависимость.

Бернхард знал все, что имело отношение к виноделию. Не только в связи со своим медицинским образованием, но и потому, что семейству Менцель принадлежали в Маркграфской области виноградники и винные заводы. Так что он лекции мог читать на эти темы.