Уроки зависти

– Это галька с берега Рейна, – сказал Бернхард, заметив, что Люба, присев, разглядывает мостовую. – Все камни разрезаны пополам и уложены на улицу. Это красиво, правда?

– Правда, – кивнула она, вставая.

– Я хочу подарить тебе этого ангела, – сказал Бернхард.

Оказывается, пока Люба пила глинтвейн и рассматривала камешки, он выбирал подарок.

Стеклянный ангел, которого он протягивал Любе, напоминал девочку лет пяти. Все черты ее лица воспроизведены были тщательно и трогательно: падающая на лоб косая челка, зажмуренные глаза, тихая улыбка. Но при таком сходстве с живой девочкой это был все же именно ангел.

– Это фигурка из Кельна, – объяснил Бернхард. – Именно там делают лучших стеклянных ангелов в Германии. Мне кажется, его лицо похоже на твое. Какое оно было в твоем детстве.

– Спасибо, – сказала Люба.

К ней никогда и никто не относился так трогательно. Даже мама была по-сибирски сурова или, во всяком случае, сдержанна. А он вот, пожалуйста…

Люба протянула руку, и Бернхард поставил фигурку ей на ладонь.

– Мы можем ехать, Люба, – сказал он. – Мой дом недалеко от Фрайбурга, и мы еще приедем сюда не один раз. А сейчас ты взволновалась и устала.

Они пошли обратно к вокзалу, где Бернхард оставил машину. По обе стороны улицы по каменным желобам с журчанием бежали узкие ручейки.

– Это бэхле, – сказал Бернхард. – Такие городские ручейки. Когда-то из них брали воду, а сейчас это просто красиво. Только надо осторожно ходить, чтобы не сломать через них ноги и потом шею.

Оглянувшись, чтобы еще раз взглянуть на площадь, Люба увидела фонтан, в центре которого стояла какая-то скульптура.

– Кто это? – спросила она, указывая на памятник.

Все-таки сознание ее понемногу восстанавливалось, раз она уже могла задавать внятные вопросы.

– Монах Бертольд Шварц, – ответил Бернхард. – Он придумал порох. Почему ты смеешься? – спросил он, заметив, что Люба улыбнулась.

– Так. Остап Бендер привел Кису Воробьянинова в общежитие имени монаха Бертольда Шварца. Это русская книга такая, – пояснила Люба. – Я думала, Бертольд Шварц придуманный. А здесь он стоит возле ратуши, и все всерьез.

– К счастью, у нас во Фрайбурге жил не только изобретатель пороха. Еще Эразм Роттердамский, и он не хотел кого-нибудь убивать, а писал книги и их печатал. Мы вернемся сюда, Люба, вернемся, – повторил он. – Во Фрайбурге много красоты, и есть собор Богоматери, ты обязательно должна его увидеть. У него такой… как это… верх? Нет, шпиль, вот как. Такой, как будто кружево. В мире есть церкви, которые более красивые, но такого шпиля, как кружево, больше нет нигде. Я был там сегодня во время рождественской службы. Но подумал, что с тобой пойду в другой раз. Ты, может быть, не захочешь на службу, и к тому же сейчас нам мешает чемодан.

– Ты стал лучше говорить по-русски, – сказала Люба.

– Я ждал тебя. – Бернхард смотрел на нее прямым взглядом маленьких внимательных глаз. Она уже забыла этот взгляд и теперь с удовольствием поняла, что он ей по-прежнему приятен. – И я занимался с учителем и практиковался с моим отцом. Ты сегодня его увидишь. – И, словно извиняясь, добавил: – Я понимаю, что тебе хотелось бы провести не самый первый вечер с кем-то посторонним. Но сегодня сочельник. А мой отец всегда приезжает на этот вечер ко мне в дом Менцелей, такая традиция нашей семьи. Надеюсь, это не будет неловкость для тебя.

– Ну что ты извиняешься? – пожала плечами она.

Все-таки неловкость была, и очень сильная, но его отец был здесь так же ни при чем, как Рождественский сочельник.

Люба не понимала, как относится к Бернхарду. Она приехала к нему, поддавшись порыву, который был связан не с ним, а с ней самою, с ее собственным состоянием, и потому, собираясь в Германию, совсем о нем не думала, даже позабыла как будто о его существовании. И вдруг оказалось, что он есть, что он реален и всего за несколько часов сделался центром мира, в котором ей предстоит жить в ближайшее время.

Люба не знала, что ей в этом мире делать.

Обо всем этом она думала, пока ехали в полумгле по шоссе. То ли Бернхард вел машину осторожно, то ли вообще эта машина, темно-синий «Мерседес», шла легко и плавно даже по здешней горной дороге. Во всяком случае, Любе никогда не приходилось ездить таким приятным образом.

Лес густо темнел по обе стороны дороги, и казалось, сейчас оттуда выйдут гномы, или тролли, или эльфы, или еще какие-нибудь существа из сказок братьев Гримм.

Была у Кирки огромная книжка этих сказок, и все они – Сашка, Федор Ильич, Люба, сама Кирка – читали ее вслух, сидя на веранде у Тенета в Кофельцах. Читать всем было лень, но слушать, опять-таки всем, хотелось ужасно, вот они и читали по очереди.

Люба не заметила, как машина свернула с дороги и остановилась у белых ворот. Бернхард вышел, открыл их, снова сел за руль.

– Уже скоро будет готов такой механизм, чтобы открывать ворота на дистанции, – сказал он. – Здесь мой дом, Люба.

Никакого дома, впрочем, видно не было. Дорога по-прежнему шла через лес, только сделалась поуже.