В один из очередных компьютерных дней к Ризу, отмахиваясь от мультяшных фанаток, зашел Дюшка, измученный очередными съемками в рекламе. Шортэндлонг тренировался: он пытался трансформироваться в двух Шортэндлонгов, каждый из которых мог бы существовать сам по себе.
«Завтра реактор под Джадо будет в моем личном распоряжении, – сказал Дюшка. – Я изучил его вдоль и поперек и отлично знаю, что нужно делать для того, чтобы гарантированно трансформировать меня в супермутанта. Ты нужен мне всего на сорок минут. Полчаса на дорогу на моем личном скоростном самолете, который поведет Маша Малинина, и десять минут – сам процесс. Для тебя он будет полностью безопасным, ты можешь не бояться».
«Для меня все – полностью безопасно, мой добрый друг! – важно ответствовал Риз. – Ибо обо мне есть кому позаботиться. Ну и вообще, ты же знаешь, что я с рождения супермутант».
Последнее предложение было сказано им другим тоном, как бы между прочим.
«Часов в девять вылетим, к десяти вернемся».
«Ты же говорил – всего сорок минут! – недовольно пробурчал Риз. – И, кстати, именно в это время я не могу. В половине десятого ко мне массажист придет».
«Разве его нельзя отменить?»
«Отменить-то можно, – замялся Риз, – но что тогда мои обращенные скажут? Самодур Ризенгри Шортэндлонг, они скажут. То назначает массажиста, то отменяет…»
«Давай после массажиста полетим».
«Ты что?! После массажиста у меня обсуждение с дизайнерами новых моделей курток с эмблемами «Мутанты за ангелов»! Потом публичное обращение в добро. Потом эти, как их, уроки, вот. Я должен окончить школу с отличием. Это знаешь как важно!»
«Ну, Бес, ты чего! Неужели…»
И тут Ризенгри взорвался:
«Не смей называть меня этим гадким именем! Никогда! Меня, посланника света! Разве я тебя не предупреждал об этом? Я ни за что не поеду с тобой в этот реактор, в этот рассадник зла, в этот… Более того! Я немедленно предупрежу всех о том, что ты собираешься сделать. Ты, трижды обращенный мною в добро…»
Дюшка не выдержал и выключил компьютер.
– Бес не такой! – сказал он вслух сам себе. – Это игра у Димы неправильная!
Обуреваемый противоречивыми чувствами, Дюшка ходил по громадному пустому дому и нигде не мог найти себе места. Он включил любимую музыку, но она не помогала ни капельки. Он потянулся к телефону, чтобы позвонить Лили, но в последний момент передумал. Он попробовал покататься на искусственной волне в аквапарке на заднем дворе, но это не принесло ему ни малейшего удовольствия.
Дюшка знал, что игра у Димы правильная. Что Дима видит все и никогда не ошибается, во всяком случае в отношении Риза не ошибается. И что когда-нибудь он сам станет ангелом и увидит все так, как видит Дима, и тогда многое поймет и…
Искусственная волна вдруг сбила его с ног, закрутила, бросила на пологое дно бассейна и отхлынула.
– Я не хочу видеть мир глазами ангела, – прошептал Дюшка.
Что-то в его голове медленно прояснялось. Он вылез на бортик бассейна и сел, свесив ноги в воду. Хорошо, что никого не было рядом. Дюшка вдруг очень ясно понял, что ни капельки не хочет становиться ангелом. «И что же мне делать?» – с отчаянием подумал Дюшка. Делать ему было нечего, и никакого выхода не было. Его никто отсюда не гнал, наоборот, ему все были рады. Условия ему создали такие, что круче некуда. У него были блестящие перспективы. Единственное, чего у Дюшки не было, – это выбора. Если бы он захотел уйти – уходить было некуда. Его планеты больше не существовало. «Моей планеты больше нет. Ее вообще совсем нет. А я… Я даже не переживаю! Урод я, вот кто я…»
Дюшке стало жалко себя, урода. Он всхлипнул. Сзади кто-то засмеялся. Клюшкин молниеносно вскочил на ноги и обернулся, побледнев как полотно.
Сзади сидела и смеялась над ним Лили. Дюшка облегченно выдохнул. Лили перестала смеяться и принялась деловито чистить клювом перышки.
– Шла бы ты спать, глупая, – сказал ей Дюшка. – Все нормальные птицы, между прочим, давно спят.
Лили посмотрела на Дюшку одним глазом и продолжила чистить перья. Дюшка махнул рукой и ушел в дом, обернувшись полотенцем.
Дома он налил себе чаю в любимую терракотовую с бронзой чашку и прошел к любимому креслу, напоминающему половинку груши. Плюшевый заяц услужливо подвинулся, уступая место. Дюшка сделал глоток, слегка наклонился вперед, чтобы поставить чашку на столик, и неожиданно поймал в натертой до зеркального блеска поверхности стола свое отражение. Полноватый мальчишка с рыжими взъерошенными волосами смотрел на него из глубины столика отчаянными печальными глазами. Глазами, которые смотрят в тупик бесконечной длины. И Дюшка вдруг подумал, что он, этот парень в столике, – не просто урод, а суперурод. Дрянь, каких мало. Ему даже на свою погибшую планету насрать. Он даже маму с папой не вспоминает. А его… спасли… взяли… в рай… ну, почти в рай…