Уровень: Магия

Одно семечко. Одно. Некому ни отдать, ни подарить. И просить нечего — сколько Марика ни силилась, не видела правильных желаний. Потому что все, что могла бы упомянуть, будь то счастье, успех, головокружительная карьера, удачливость, неиссякаемый источник вдохновения, вечно хорошее настроение, лишало бы ее все того же — возможности развития. Потому что нет дороги на вершину горы без препятствий, потому что нет ценности в морских дарах, когда ты за ними не нырял, нет проку от мудрости, что не нашла интерпретации и осознания в твоей собственной голове.

И в неудачах есть хорошее, и в грусти есть красота, и в разбитых иногда коленях есть правильность — странная правильность, не всегда понятная, но очевидная, как есть тепло в стоптанных ботинках. В ставших родными дырявых носках. Не все должно быть новым и сияющим, не всему следует падать с неба…

Марика медленно опустилась и воткнула в землю четвертое семечко. Присыпала, постояла над ним, глядя на растущую вокруг травку, затем прихлопнула землю ладошкой.

— Пусть это семечко будет для тебя, пилон. Вот. Люди всегда просят, но редко дают взамен. Попроси для себя того, что хочешь. Вот мое желание.

Она тяжело поднялась, отряхнула руки о штаны, коротко кивнула в ответ на очередное «Принято» и, стараясь не думать, побрела к рюкзаку.

— Я не хотел вам мешать, не хотел отвлекать… поэтому ждал здесь.

Он пришел.

Слезы, те самые слезы, которых она так не хотела, жгли веки, мешали видеть мир ясным, размывали его очертания. Марика быстро смахнула их с ресниц и вытерла со щек ладошками.

Майкл ждал ее у самой двери, у светящегося прохода, ведущего наружу.

Пришел. Все-таки пришел, не забыл! Ей было невыразимо ценно это знать, ощущать.

Он стоял, одетый в серую водолазку и черные джинсы, с извечно висящей через плечо сумкой, стоял и, кажется, впервые, как и она, не знал, что сказать.

— У вас получилось.

— Да.

— Вы все загадали.

— На что хватило ума.

Он улыбнулся, его теплые глаза говорили: «Я знаю, ума у вас хватило на многое. На правильное, не сомневайтесь». Тихо и неестественно среди звуков природы — скрипа стволов, птичьего щебета и шелеста крон — гудела дверь портала, ее поверхность то и дело искажалась белыми волнами.

— Теперь в город?

— А куда же еще?

Она не расскажет ему, как ночевала в пещере, как беседовала со старичком-призраком, как маялась утром выводами и тяготилась последними шагами. Уже не расскажет — нет времени.

— Знаете, мы о многом говорили с вами… — его глаза казались глубокими, бездонными и завораживающими, она снова тонула в них и не хотела выныривать. — Но…

На этом месте проводник замолчал, запнулся. Почему-то посмотрел в сторону.

— Что «но»?

Марика хотела знать то, что крутилось в его мыслях, хотела больше, чем есть, чем молчать, чем возвращаться.

— Но мне кажется, я так и не сказал вам чего-то по-настоящему важного. Того, что действительно хотел сказать.

Их взгляды встретились и срослись. Дыхание сбилось.

Над дверью вдруг зажглась цифра «10», и электронный голос произнес: «Марика Леви, до выхода у вас осталось десять секунд. Покиньте Уровень».

— Черт, я и не знал, что существует ограничение.

Глядя в его растерянное лицо, Марика улыбнулась.

— Наверное, никто до этого не задерживался. Незачем было…

Девять, восемь, семь — цифры сменяли друг друга жестко и безжалостно. Время ее пребывания на Магии утекало безвозвратно и слишком быстро, а мужчина напротив все молчал, смотрел напряженно, почти просительно, и было в этом взгляде что-то важное, глубокое, цепляющее за невидимые струны.

— Но вы ведь еще скажете, правда? Будет шанс?

— Наверное… Да… Должен быть…

Шесть, пять, четыре…

— Я не буду прощаться. Но я пойду. Я должна.

— Да.

Когда она перешагивала порог, показалось что он добавил что-то еще, но она не расслышала, не сумела из-за хлынувшего в уши электрического треска, лишь зажмурила глаза и вцепилась в лямку рюкзака. Сделала шаг. Еще один.

И оказалась в темной, пахнущей пылью прихожей бабки-смотрительницы.

Она не успела. Не успела что-то важное, что-то очень ценное… Сделать? Сказать? Ответить?

Лавка, стоящие под ней сапоги разных размеров, висящие на крюках пустые рюкзаки.

Он точно что-то сказал, но она не услышала. Не услышала его последние слова…

Единственное окно, пересеченная тень на стене, тикающие позади стола, подвешенные на гвоздик часы. Скрипел несмазанным колесом, терзая мысли, голос администраторши:

— Разувайтесь, толстовку положите на скамью, рюкзак оставьте на полу, сапоги… Ах, у вас уже не сапоги? Да, меня предупреждали… Тогда разуваться не нужно, идите, в чем пришли…

Что сказал напоследок Майкл? Почему включился тот гребаный счетчик? Почему ей не дали шанс разобрать?!

— Вещи из рюкзака выкладывать не нужно, я сама разберу…

Марика вдруг бросилась к двери, к той самой, через которую только что вошла — с этой стороны тяжелую и деревянную, — и резко распахнула ее… (Она должна вернуться, должна, прямо сейчас, или будет поздно!) И уперлась взглядом в темную кладовку, заполненную швабрами, ведрами и тряпками. Застыла на пороге, окаменела и оглушенной рыбиной распахнула рот.