Аууарен Рен отдыхал и отогревался примерно полчаса, может, чуть больше – не слишком долго, но Пипа не знала, чем себя занять все это время. В ее номере не было ничего, чем можно было себя развлечь. На одном из столиков лежала шахматная доска, а в ней – фигурки. Но не играть же самой с собой в шахматы в середине ночи!
Диди.
Ау вышел из ванной без штанов. Эмм… Не в смысле совсем голый, а именно без штанов, то есть без брюк. В трусах и рубахе. Штаны его за день совсем извазюкались, он их кое-как застирал и перекинул на сушилку. Сушилки в «Хилом Тони» изначально предназначались для подогрева полотенец и белья, дабы особо нежным постояльцам было приятнее вытираться и одеваться после душа или ванны.
Вообще, надо иметь в виду, что даже миры, очень похожие друг на друга, в любом случае сильно отличаются в мелочах. Взять, например, ту же ванную комнату в «Хилом Тони». Во-первых, это было помещение с большим окном, поскольку считалось, что ванная без хорошего вида на улицу – плохая ванная. Этикет предписывал закрывать шторы только на время непосредственного принятия ванны или душа. А например, умываться и чистить зубы рекомендовалось, посматривая в окно. Во-вторых, ванн было две, причем они располагались рядышком, так, чтобы можно было легко перейти из первой во вторую. Первая должна была наполняться моющей пеной, в ней следовало смывать с себя основную грязь; вторая же наполнялась чистой водой с духами, в ней полагалось расслабляться уже в чистом виде. Ванны имели форму, близкую к треугольной (чтобы возлежать, удобно расставив ноги). Подогреватели для полотенец были не изогнутые трубы, по которым течет горячая вода, а такие как бы кресла – на тот случай, если тебе не хочется вытираться, покинув вторую душистую ванну, а приспичило посидеть на теплом ложе и еще немного порасслабляться.
Аууарен Рен не знал всех этих подробностей (в Желтом Доме у каждого было только по одной обычной, прямоугольной ванне), а если бы и знал, все равно у него не было ни моющих пенок, ни духов. Так что он просто поотмокал в одной из ванн, а потом в ней же кое-как застирал испачканные во время дневной работы штаны. И все время, пока тер себя, а потом брюки, со злостью думал о том, что за стерва эта Пипетка. О том, что он, как дурак, все эти дни ее защищал, даже в санстанцию (то есть в туалет) по ночам провожал, в первый же день драться с местным бугаем полез, а она… Прикидывалась недотрогой, и вот в сороковой день, как только они взяли задания, она… Она… Ух! Ух! Вон что вытворила! Устроилась! И еще его зачем-то сюда позвала… Мало ей этих двух, что ли?
Ау не мог понять Пипу и оттого злился еще сильнее. Он потрогал подогреватель, подумал о том, что рубашку хорошо бы тоже постирать, до утра она высохнет рядом с брюками, но тут мысли его перескочили на другое, на то, какой он дурак, так за эти сорок дней ни разу даже не поцеловал Пипетку, вообще к ней не притронулся, а она тут, а он, а она, а он… Ы-ы-ы! Дура-а-ак!!!
Аууарен забыл о том, что собирался постирать и рубаху, механически натянул грязное и вышел.
Пипа спокойно сидела в одном из двух кресел около низенького столика и играла с какими-то картинками. На ее руке поблескивал подвесочками черный браслетик – такого Ау на ней никогда раньше не видел.
– О, ты уже все? – удивилась-обрадовалась Пипа. – А я смотри, чего нашла! Карточки. На каждой – по четыре полкартинки. Можно найти пары. Вот сижу, развлекаюсь.
– Да ты целый день сегодня развлекалась, как я погляжу! – бросил Ау.