Уровень Война

Ани смотрела на экран размером в один на три сантиметра и не верила своим глазам.

Код. Заветная частота. Считана.

Теперь, как только она отправится во взрыватель, а бомба будет прикреплена к днищу, следующее заведение мотора станет последним.

Вновь быстро и почти радостно стучало сердце; сейчас в этих дворах царит аккуратное уютное лето: чистые дорожки, зеленые газоны, расслабленные беспечные люди. А скоро будут разбитые стекла, почерневший асфальт и куча искореженных деталей, среди которых распределятся ошметки обугленной человеческой плоти.

Все, как и должно быть.

Станет ли тогда спокойней? Станет? Будут ли сотни других жизней отмщены одной-единственной?

Выворачивая с обочины, Ани думала о том, найдутся ли среди обломков остатки того, что раньше было пушистой радостной собакой?

Грустно, если это будет так.

* * *

— Ну, посидел бы еще с нами! Там вторая серия осталась.

Они упрашивали хором.

— Не могу. Я итак, с вами просидел почти три часа. Еще эти… яйца… терпел на коленях.

Пушистые существа, сбившиеся у ног Клэр, смотрели на Эльконто одинаковыми золотистыми глазами — ему чудился во взгляде беззлобный упрек — мол, зря уходишь, могли бы еще поиграть после фильма. Ох уж эти Фурии…

— Они тебя любят!

— Юбим! Юбим! — Донеслось с пола.

— Да-да. Балдеть вы «юбите» и во что попало превращаться.[2]

Когда Бернарда — телепортер отряда специального назначения — смеялась, у него всегда теплело на сердце. Только она умела так улыбаться и так смотреть — тепло и с нежностью, и каждый раз, окутанному теплом этого взгляда, Эльконто казалось, что через ее серо-голубые глаза смотрят Ангелы — те самые, с крыльями, о которых некоторые писали в книгах, но которых никто и никогда не видел.

— Не могу. Рад бы, да не могу. Там Стив ждет.

Бернарда сдалась, ее долговязая подруга тоже.

— Ладно, тогда приходи к нам в следующий раз — Дина снова привезет Смешариков, посмотрим все вместе вторую серию. Хорошо хоть, торт успела допечь, сейчас принесу. И печенье тоже.

Клэр быстро исчезла в недрах дома.

Ночь утопала в треске цикад и монотонном поскрипывании сверчков — хорошая ночь, теплая — продолжение душевного вечера. Таких на памяти Эльконто было мало, и он ценил каждый.

Оставшись одни, они посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, улыбнулись. Бернарда привалилась к косяку; часть Смешариков укатилась следом за Клэр на кухню, другая часть поехала искать Ганьку — местную кошку — безоговорочного фаворита в партнерстве для игр.

— Как там Барт?

— Нормально. — Дэйн сцепил пальцы в замок и вытянул перед собой руки — повращал ими в кистях. Затекшие плечи тоже требовали активности. — Учу его, когда есть время. Тренирую, дрессирую.

— Поддается?

— А куда он денется? Жрать любит так же, как и я. Приходится его потом гонять.

— Зато характером оказался хороший.

— Это да.

— Все перегрыз тебе уже?

Дэйн усмехнулся. Он до сих пор помнил, как увидел этого пса на одной из улиц другого мира, и ту минуту, когда вдруг решил забрать его с собой. Не окажись рядом Бернарды, Барт так и остался бы бродячим псом, питающимся из помоек. А теперь не бродяга, теперь это пушистая здоровая чудо-собака. Ну, грызет иногда плинтуса или пытается жевать обшивку кресел, но ведь все слушает, а, главное, слышит.

— Да я купил ему недавно деревяшек специальных и мячиков. Носится теперь с ними по всему дому — меньше стал жевать. К тому же по ушам получать не хочет — только цикну, он голову положит на лапы и глаза сделает виноватые. Хитрый, блин!

— Хитрый, да. Они все хитрые.

Они говорили ни о чем, и Эльконто поймал себя на мысли, что тонет в этой ночи. В этих городских сумерках, падающем от фонаря свете, в запахе растущих под окном цветов, в тепле, что, казалось, исходит от самих стен этого дома. Он за этим и приезжал сюда — напитаться, отдохнуть, побыть. Выкраивал вечер раз в неделю или две и, обязательно ворча и скрипя, словно старый пердун, соглашался на совместный просмотр какого-нибудь фильма — плевать какого. В такие моменты он никому бы не признался, что наслаждается всем: атмосферой гостиной, неспешно бродящей из комнаты в комнату рыжей кошкой, звучащими с дивана комментариями, домашним попкорном в вазочке, даже вечно лезущими на колени пушистиками наслаждается — ядрись они провались.

Его собственная гостиная слишком часто казалась молчаливой и тихой. Одинокой. Теперь в ней есть Барт.

Клэр вернулась с двумя пакетами; в ночной воздух тут же вплелся аромат корицы.

— Тут вам со Стиви торт. А еще круассаны — да-да, такие, как любит Дина, и твое печенье с орешками и шоколадной крошкой.

— Ты меня закормишь.

— Такого бугая закормишь!

— Нашла, тоже мне, бугая…

Двухметровый Эльконто смутился, а стоящая напротив темноволосая женщина рассмеялась — он до сих пор помнил, как она смущалась тогда, на вечеринке от его скабрезных шуток. Как выскользнула из-за стола, как укрылась на кухне, где и встретила повара Рена Декстера Антонио — свою судьбу. Хорошие времена — золотые времена.

— Ты приходи в следующий раз.

— Приду. Как же не приду, когда тут такое печенье.

И печенье, и забота, и искреннее внимание.