Уровни абсурда

– Да-да, извини, на биоэректора!

БИОКОРРЕКТОР:

– Сейчас я тебе всыплю, как следует!

ДЕМИУРГ:

– Ха-ха-ха! И кто из нас уже не ребенок?

БИОКОРРЕКТОР:

– Ну, братец, держись! Я тебе такое устрою!

ДЕМИУРГ:

– И чем же ты сможешь меня удивить?

БИОКОРРЕКТОР:

– На этой планете до создания людей биоконструкторы проводили много экспериментов по производству других разумных форм жизни. Опытные образцы, в основном, вывезли. Но некоторые особи умудрились сбежать и теперь отсиживаются в укромных уголках, коих здесь превеликое множество. Мне не составит труда их найти. Берегись, двоечник!

ДЕМИУРГ:

– Ой-ой-ой! Испугал звезду кометой. Биоклозетор недоделанный!

БИОКОРРЕКТОР:

– Все! Хожу! И фигур у меня теперь будет несколько!

ДЕМИУРГ:

– Давай-давай, гадопроизводитель-недоучка! Я тоже иногда желаю разнообразия!

Россия. Конец лета 1861-го года. Вятская губерния. Деревня Дристоедовка.

Прохор Авдеев сидел на придорожном пригорке и, щурясь от яркого солнца, разглядывал родную деревню. Деревянную ногу он отстегнул и теперь блаженно улыбался, вольготно расположив на траве ноющую от усталости култышку. Мысли его блуждали в далеком детстве, постепенно приближаясь к безрадостной юности.

Деревня хоть и была родной, но совершенно Прохора не ждала. Более того – она его просто забыла. Прохор закурил трубку и стал пристегивать протез. Справившись с этой работой, он подобрал искусно выструганный костыль и встал на ноги. Костыль ему сделал один поволжский татарин, лежавший с ним в лазарете, и Прохор был ему уже шесть лет за это благодарен. Не потому, что поддерживающая палка стала для него жизненной необходимостью, а по той причине, что она всегда помогала Прохору в дальней дороге, когда покалеченная нога сильно уставала от деревянного протеза. Тогда, опираясь на костыль, можно было продолжать нелегкий пеший путь, ибо откуда у инвалида деньги на извозчиков?

А еще иногда костыль помогал в защите от лихих людей, потому что одноногому человеку убежать от разбойников никак не получится. Один раз в Костроме зажали его трое в подворотне. Они не знали, что Прохор прослужил в солдатах более двадцати лет и хорошо умел работать штыком и прикладом. Но поняли это достаточно быстро.

Надавав им костылем по головам, инвалид (пользуясь бессознательным состоянием лихоимцев) быстренько обчистил карманы нападавших и сдал их бесчувственные тела подоспевшему городовому, подумав по этому поводу так: «Вот вам, мрази! Знай воинство расейское!». Выручка оказалась небогатой, но зато на душе стало спокойно и торжественно…

Прохор выколотил трубку о деревянную ногу, сунул ее в карман штанов и, водрузив героический костыль на плечо, захромал в сторону помещичьей усадьбы, расположенной справа от деревни.

Федор Иванович Двоепупов чая инвалиду не предложил, но разрешил усесться в один из простых деревянных стульев, стоявших на открытой веранде барского дома.

Прохор с удивлением заметил, что помещик за те тридцать лет, которые прошли с момента сдачи его в рекруты, почти не изменился. Единственное, что отличало барина от тогдашнего седовласого старичка – полное отсутствие волос на голове. Теперь Двоепупов был лыс, но выглядел так же живо, как и тридцать лет назад. И самое интересное – возле книги, которую читал барин перед приходом инвалида, не лежало очков.

Федор Иванович надтреснутым старческим голосом сказал:

– Я вижу остатки солдатской одежды на тебе. Ну-с, и что же тебя привело сюда? Если хочешь, чтобы я подал тебе милостыню, то ступай в церковь к отцу Пафнутию. Я ему каждое воскресенье оставляю деньги для нищих. Вот пусть он тебя и кормит.

Прохор с удовлетворением отметил, что во рту помещика не хватает многих зубов. Этот факт убедил его в том, что время никогда на месте не стоит. Он сказал:

– Нет, барин. Милостыня мне не нужна. Я пришел сюда жить. Ведь именно вы меня сдали в рекруты.

– Да? – блеснули интересом глазки Двоепупова. – И кто ж ты будешь? Что-то не припомню я тебя совсем.

– А Прохор я, сын Авдея Федотова, что на лесопилке вашей работал.

– Ага! – радостно хлопнул себя по коленке рукой барин. – Прошка, который пса моего любимого придушил! А потом зажарил и съел! Как же его звали? Вот бес какой, не припомню…

– Тузиком его звали, – помог Двоепупову Прохор и осторожно почесал рукой бороду.

– Точно! – еще более оживился барин. – Рыжей масти пес был. За что же ты его придушил?

– Он меня за зад укусил, когда я пытался полакомиться яблочками в вашем саду, барин. Только пес был черной масти.

– И за это ты его прибил? А если б я тебя укусил? Ты б со мной поступил так же?

– Не знаю, – честно ответил Прохор. – А зачем вам было меня кусать? Как-то даже не по-барски получается…

– Да это я к слову! Аналогия… Ну, не укусил бы, а, предположим – выпорол. И чтоб ты со мной сделал? Убил бы и съел?

– Ну-у-у, вряд ли бы съел, – сказал Прохор. – Да и не убил бы. Подумаешь, выпороли… Ерунда какая!

– Вот видишь! – весело произнес Двоепупов. – Выходит, человеку ты б ничего не сделал, а над животными, значит, можно издеваться? Вот за это я тебя и отправил в рекруты. Чтобы ты исправился и подобрел душой.