Уровни абсурда

– Так меня ж нельзя пороть, – с достоинством произнес Прохор. – Мой унтер-офицерский статус теперь вольный!

– Ха-ха-ха, – скрипуче рассмеялся барин. – Слов-то каких нахватался! Статус, дуратус, еще коитус вспомни! Эх, Россия-матушка… К твоему сведению, с февраля этого года теперь все вольные. Благодаря манифесту царскому, ни дна б ему, ни покрышки!

Двоепупов злобно сплюнул через левое плечо и добавил:

– Только кому от этого манифеста легче стало – непонятно. Таким, как ты – уж точно не легче… Все, ступай и запомни, если что – выпорю как собаку!

Прохор спросил:

– А вы барин случаем не знаете, что сталось с моими родными, пока меня не было?

– Это с Авдеем Федотовым, что ли? Знаю. Он в пьяном виде на лесопилке под пилу попал. А мать твоя по грибы пошла, и ее волки задрали. Могилки тебе поп Пафнутий покажет.

Прохор, ничуть не удивившись сказанному, поинтересовался:

– У меня еще сестрица была. Жива ль?

– Да, помню, – сообщил Двоепупов. – Беда с твоими родителями случилась более двадцати лет назад. Сестра осталась одна, и я ее замуж выдал за Митьку Фролова. А избу вашу на бревна разобрали за ее ненадобностью.

Прохор молча развернулся и, не попрощавшись с барином, побрел, хромая, к деревенской околице.

В деревне было тихо. Прохор понял, что все крестьяне находятся в поле. Пока он беседовал с барином, солнце склонилось к горизонту и из этого следовало, что скоро народ потянется домой. Инвалиду вдруг сильно захотелось есть. Он взглянул на купол небольшой церкви, видневшийся сквозь ветви деревьев, и подумал об отце Пафнутии.