Уругумская сталь

– Вершитель, – проговорил он одними губами, словно не желая потревожить царившей в зале тишины. – Не позволяй себе слабости, ты нужен этому Миру, ты можешь спасти его!

Кануг поднял опущенную голову и посмотрел в лицо волку. Глаза его были мутными, белки их покрыты крошечными ярко-красными прожилками. Разлепив запекшиеся губы, Вершитель едва слышно проговорил:

– Уходи, волк!.. Уходи!..

Ратмир кивнул и, повернувшись, медленно направился к выходу. У самого порога его настиг трудный хрипловатый шепот:

– Может быть, тебе это будет по силам!..

Ратмир не повернулся, не задержался в дверях, вообще никак не показал, что слышал последние слова Вершителя. Он шагнул за порог малого зала Совета и чуть прижмурился от света четырех светильников, расположенных по углам небольшой прихожей. У выхода неподвижно застыли две фигуры стражей Совета, и Ратмир прошел мимо них, а затем оглянулся на застывшие в неподвижности караула лица. Они выражали только некую внутреннюю сосредоточенность, оставляя все остальные эмоции тем, кто мог себе их позволить.

«Как они неестественны!.. – С неожиданным раздражением подумал трижды посвященный. – Ведь им, наверняка, наскучила их служба. Они уже все видели, все в ней знают, и этот их караул просто не может заставить их отрешиться от всего окружающего, захватить все их внимание. Значит, они притворяются?! Зачем?! Чтобы не получить выговор своего командира за…»

И тут ему в голову пришла совсем другая мысль:

«А я сам?! Почему я сам постоянно подавляю свои эмоции?! Почему я боюсь их показать, почему стараюсь выглядеть серьезным и многозначительным, хотя зачастую, внутренне не ощущаю себя таковым?!»

Он повернулся и медленно пошел в темноту ночного парка – до Звездной башни было недалеко, и он рад был немного развеяться. А в голове у него продолжали крутиться ненужные, неупорядоченные мысли.

«Почему мы, многоликие, так неискренни?.. Почему мы хотим казаться серьезными, когда нам весело, почему мы сочувственно огорчаемся чужой неудаче, чужому горю, хотя на самом деле никакого сочувствия в нас нет! Мы даже можем радоваться этому чужому горю! Радоваться чужому горю!! Может быть, мы настолько привыкли быть перевертышами, настолько легко менять обличье, что, даже не поворачиваясь к Миру другой гранью, стараемся если не быть, то хотя бы казаться другими?! Стремление к выгоде прятать под здравым смыслом, зависть под дружеским участием, незнание под глубокомысленым молчанием или многословными рассуждениями на общие темы. Почему мы хотим выглядеть достойными, а не быть таковыми?!»

Он остановился и, подняв голову, взглянул в черное, испещренное звездами небо. Оно было прекрасно, только оранжевого глаза Волчьей звезды не было видно – она стояла низко над горизонтом, и кроны деревьев скрывали ее.

Ратмир снова двинулся вперед, и прежние мысли опять вернулись.

«Мир так прекрасен в своей естественности, а мы настолько уродливы, настолько… искусственны! И поворачиваясь к Миру звериной гранью, мы остаемся искусственными – выглядим, как звери, ведем себя, как люди. Мы-звери ведем себя, как люди, мы-люди ведем себя… Нет, не как звери, звери естественны, они самым естественным образом вписываются в этот Мир, а вот мы!.. Может быть, мы стали настолько искусственными, что Мир сам отторгает нас?.. Может быть Остин прав, нам пора самим освободить этот Мир от своего присутствия?! Но тогда почему в Мире должны остаться изверги?.. Они ведь еще искусственнее нас!.. Или нет?.. Нет! Они просто калеки! Они – от Мира сего, они принадлежат этому Миру, хотя и искалечены!»

Он снова остановился и посмотрел в небо, но на этот раз он не увидел звезд – его взгляд и не пытался увидеть их, он был направлен на другое, на то, что пытался рассмотреть его разум.

«Разум!! Изверги тоже обладают разумом! Пусть не таким, как наш, пусть усеченным, обрезанным, но разумом! А если это наше притворство, наше… многоличье – это просто игра Разума, которому скучно в этой оболочке, в этом Мире. Вот он и придумывает правила игры, правила порядочности, чести, любви, доброты, сострадания и заставляет нас следовать этому правилу. И сам же понимает, что все это просто игра, притворство… лицедейство… многоличье! Но тогда, что помешает извергам пойти по дороге, уже пройденной нами, стать такими, какими стали мы, поворачиваться к Миру звериной гранью, не изменяя своего физического облика?!! И тогда что станет с Миром в будущем?!! И тогда, достойны ли они занять наше место в этом Мире?!! Не станут ли они для него страшнее нас, честно принимающих облик зверя, чтобы быть зверем?!»

Темная громада выроста перед ним, и он остановился, уставившись вдруг прозревшими глазами на сгусток черноты. Только через несколько десятков секунд он понял, что стоит перед входом в Звездную башню. В этот момент дверь распахнулась, и наружу выглянул Тороп, державший в руке зажженную лампу.

Увидев своего наставника, дважды посвященный поднял лампу повыше и с видимым облегчением проговорил:

– Наконец-то ты вернулся!.. Совет давно разошелся, а тебя все нет и нет!..