– О Боже, сколько же нам нужно вещей теперь, чтобы жить в этом коттедже! И сколько ты тратишь денег! Что скажет мистер Годвин, когда получит все счета?
– Мы истратили чуть больше трехсот фунтов, включая стоимость самого дома. Нам только кажется, что мы купили много, потому что до этого у нас всего было слишком мало.
– Но какие у тебя планы по расширению каменоломни? – спросила она. – Как много придется потратить денег на это?
– Я пока что точно не знаю. Я думаю над этим. Но, конечно же, я не буду рисковать. Мы никогда не будем больше бедными, если тебя это пугает. Если мои планы осуществятся, все будет как раз наоборот. Пройдет время – и кто знает? – мы станем богатыми.
Нэн, улыбаясь, смотрела на него некоторое время. Взгляд был довольный и счастливый, но было в нем что-то еще, как будто она хотела что-то выяснить.
– Есть какие-то причины, почему ты хочешь стать богатым? – спросила она. – Что-то связанное с определенным человеком?
– Это не имеет никакого отношения к Джинни Тэррэнт, если ты на это намекаешь.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
– Я думала, что тебе хочется этого – быть с ней на равных.
– Я не влюблен в Джинни Тэррэнт. Я уже говорил тебе это.
– Ты говорил, что не позволишь себе этого.
– Да? Хорошо. Это то же самое.
– Если это не имеет никакого отношения к Тэррэнтам… почему ты хочешь быть богатым?
– Потому что, – сказал Мартин с оттенком нетерпеливости, – это намного лучше, чем быть бедным.
– Мартин, – сказала Нэн.
– Что?
– Прошло уже шесть недель с тех пор, как похоронили отца. Не думаешь ли ты, что настало время взять инструменты и выбить его имя на камне рядом с маминым.
– Я был очень занят. Ты же знаешь. И я сомневаюсь, что его самого это волновало бы. Когда он поставил камень на могилу матери, прошло больше года со дня ее смерти.
– Это потому, что он ждал, когда осядет земля на ее могиле.
– Тогда мне тоже лучше подождать год, чтобы земля успела осесть.
Однажды, когда Мартин вернулся домой из Роуэлла, Нэн протянула ему письмо. Его принес слуга из Ньютон-Рейлз. Оно было от Кэтрин Тэррэнт с выражениями соболезнования по поводу смерти его отца.
Мартин протянул письмо Нэн, и она прочитала его вслух.
– Как мило с ее стороны написать нам. Ты навестишь их?
– Не знаю. Я подумаю.
– Но ты ответишь на письмо?
– Да, конечно.
Работа над часовней в Роуэлл-Кросс была закончена незадолго перед Пасхой. К тому времени была оформлена покупка коттеджа, и Мартин с Нэн переселились туда.
Апрельским вечером они впервые обедали за новым столом красного дерева, сидя на высоких стульях тоже красного дерева, обитых зелено-золотистой парчой; они ели с бело-зеленого фарфора и оглядывали всю эту роскошь.
Погода была теплой и солнечной; одно из окон было широко распахнуто, и в комнату врывался воздух, напоенный благоуханием цветущих растений.
– Ты можешь поверить в то, что это мы?
– Нет. Это, должно быть, кто-то другой.
– Как меняется вкус чая, если его пить из фарфоровых чашечек…
– Он становится еще лучше, – заметил Мартин, – если его помешать серебряной ложечкой.
– Так чудесно, что здесь рядом с нами живут соседи.
– Они кажутся дружелюбными.
– Да. Миссис Бич так помогла мне… Так же и миссис Колн, которая живет через дом от нас… Они говорят, что надеются, что мы будем здесь счастливы.
– Ты думаешь, что так и будет?
– Что за вопрос!
– У тебя действительно будет большая компания. Возможно, она тебе покажется даже слишком большой.
– О нет! – воскликнула Нэн. – Ты никогда не услышишь от меня жалобы на это!