Усадьба

Расследование причин пожара показало, что балка, поддерживающая второй этаж, выходила в кухонный дымоход. Она начала тлеть там, где каменная кладка раскрошилась, и потихоньку тлела месяцами, а быть может и годами под полом спальни повара, пока из-за сильного ветра пламя не разгорелось.

Это была «новая» часть крыла, построенная сорок лет назад, когда в целях экономии использовался местный материал – камень, добытый прямо в поместье, кладка из которого была низкого качества. Разгоревшись, огонь быстро распространился, сосновая лестница была уничтожена за несколько минут, и прежде чем приехали пожарные, два верхних этажа сгорели, провалились крыша и часть стены этого крыла.

* * *

Мартин написал родным погибшего, и это было самое трудное дело в его жизни. В день похорон он послал два венка: один для Хью, другой для горничной, Алисы Херкомб. Их хоронили в один день, в церкви Ньютон-Чайлд должна была состояться заупокойная служба. «Чардуэлл газетт» сообщала, что на ней будут присутствовать лишь родственники погибших.

Джона Тэррэнта очень уважали в округе. Его знали как честного мирового судью, служившего много лет; как хорошего хозяина для арендаторов, живущих в принадлежащих ему коттеджах, как в городе, так и за его пределами. Помимо этого, всю семью любили за дружелюбие и простоту. И вот теперь молодой мистер Хью погиб, пытаясь спасти жизнь служанки, местной девушки, дочери кузнеца; это произвело на местное население такое впечатление, что в день похорон у восточных ворот парка в Ньютон-Рейлз собралось две или три сотни людей, которые издали наблюдали за печальным кортежем.

Все было очень скромно, гробы везли на открытых телегах, усыпанных цветами. За ними следовали три закрытых экипажа. Не было черных лент на шляпах кучеров. Не было черных перьев на головах лошадей. Лишь окна экипажей были задрапированы черной тканью, не пропускавшей солнечного света и скрывавшей сидящих в экипаже от посторонних взоров. Но никто не пытался заглянуть в экипажи. Никто не последовал за кортежем в церковь. Желание двух семей похоронить своих мертвых без посторонних свидетелей их горя было встречено с пониманием. И когда процессия прошла, все разошлись маленькими группами, некоторые отправились через поля по домам, другие вернулись в город. Мартин и Нэн были в числе последних, и хотя Нэн никогда не видела Хью Тэррэнта, она горько оплакивала трагическую гибель юноши, о котором слышала столько хорошего.

– Сколько ему было лет, Мартин?

– Всего-навсего восемнадцать. Несколько недель назад у него был день рождения. Я помню это, потому что его день рождения вскоре после моего.

– Единственный сын, наследник отца… Что сейчас должен чувствовать этот несчастный человек…

Через несколько дней Мартин получил письмо от Кэтрин Ярт, которая все еще была в Рейлз. Она благодарила его за его письмо с выражением соболезнования и за цветы. Тон ее письма был сдержанным, но именно поэтому он легко представил себе этот дом скорби. В ее простых предложениях чувствовалось какое-то оцепенение. Она писала об отце, который хорошо перенес все муки похорон, но затем сильно сдал и сейчас не выходит из своей комнаты. Джинни, писала Кэтрин, тоскует по близнецу и похожа на потерянного ребенка. Тем не менее она с нежностью ухаживает за отцом и за ранеными слугами.

«Джинни надеется, да и я тоже, что когда дела немного поправятся, вы навестите нас. Мы еще раз благодарим вас за вашу дружбу и сочувствие».

Однажды в конце июня Мартин отправился в Ньютон-Чайлд, чтобы проведать могилу Хью в церковной ограде. Он нашел се недалеко от тропинки за церковью: это была свежая могила, на которой лишь начала прорастать трава. На ней стоял маленький деревянный крест, на котором были вырезаны инициалы Х.Дж. Т. и лежали полевые и луговые цветы: лютики, незабудки, первоцвет, горицвет; и вместе с ними розмарин, рута, которые были, без всякого сомнения, из тюдоровского сада Ньютон-Рейлз.

Мартина не удивило, что могила была здесь, потому что Хью не одобрял семейного склепа, который находился в самой церкви. Он часто говорил, что хотел бы иметь отдельную могилу, в земле, на которой росла бы зеленая травка. И вот в восемнадцать лет его желание исполнилось: над ним лежит земля Котсуолда, на ней растет зеленая трава, и над ней высоко в небесной синеве часто будет петь жаворонок.

Неподалеку, между двумя березами, Мартин увидел вторую могилу, это была могила горничной, Алисы Херкомб. На ней тоже был деревянный крест с инициалами погибшей девушки, рядом стоял кувшин с полевыми цветами. Эти кресты будут стоять до тех пор, пока не осядет земля. Потом их заменят постоянными каменными памятниками.

Вернувшись к могиле Хью, он увидел Джинни, и хотя он думал о ней, ее появление испугало его. Вся в черном, она казалась очень маленькой, ее лицо было мертвенно бледным. Ее глаза потеряли свой цвет, как будто боль и слезы смыли его. Она повернулась и посмотрела на него глазами взрослого ребенка.

– О, Мартин, – прошептала она, сделав неопределенный жест рукой, затянутой в черную перчатку, и беспомощно посмотрела на него.