Усадьба Грилла

Вот-вот польется кровь рекой -

Кадриль вояк тому виной.

(Примеч. автора).}

Мистер Грилл:

- Ну вот, ваше преподобие, я дам на рождество бал, где танцевальное искусство будет представлено во всех видах, в том числе и старинными сельскими танцами.

Преподобный отец Опимиан:

- Вот это славно. С удовольствием погляжу на молодежь танцующую, как молодежи и подобает.

Мисс Тополь:

- Есть разновидность этой игры под названием тредриль - ломбер у Попа в “Похищении локона” {186}, - приятная игра для троих. Поп имел возможность много раз ее наблюдать и, однако же, описал ее неточно; не знаю, замечал ли это кто кроме меня.

Преподобный отец Опимиан:

- Нет, я никогда не замечал. Хотелось бы послушать, в чем там дело.

Мисс Тополь:

- В кадрили играют сорок карт; в тредрили обычно тридцать; иногда, как у Попа в ломбере, - двадцать семь. Когда карт сорок - число козырей одиннадцать, если они черной масти, и двенадцать, если красной; когда карт тридцать, то козырей девять, какой бы масти они ни были; когда карт двадцать семь, козырей не бывает больше девяти какой-то одной масти и больше восьми в случае других мастей. В ломбере же у Попа козыри - пики и число их одиннадцать, то есть столько, сколько бывает, когда в игре все сорок карт. Если внимательно следить за его описанием, это сразу заметишь.

Мистер Мак-Мусс:

- Что ж, остается только сказать, как сказал великий философ, впрочем по другому поводу: “Описания стремятся отвлечь внимание читателя поэзии” {Кажется, это у Дугалда Стюарта в “Философии разума” {187}, но я цитирую по памяти (Примеч. автора).}.

Мисс Тополь:

- И ведь досадно. Верность природе так важна в поэзии. Немногие заметят неточность. Но кто заметит, сразу ощутит разочарованье. У Шекспира каждый цветок распускается точно тогда, когда ему положено. Водсворт, Колридж и Саути верны природе и в этом, и во многом другом, даже когда отдаются на волю фантазии самой необузданной.

Преподобный отец Опимиан:

- И все же у одного великого поэта нашего встречаем мы сочетание цветов, которые не могут цвесть в одно время:

И примулу сорви, не позабудь

Левкои и жасмин вложи в букет,

Гвоздику и анютины же глазки,

Фиалку - пусть сверкают краски,

И жимолость, и мускус, первоцвет -

Он голову задумчиво повесил.

Любой цветок в печальном одеянье:

И бархатник - ведь он с утра невесел,

Нарциссы, полные слезами расставанья -

Украсить Люсидаса погребальный путь {188}.

Так в одно и то же время заставляет он расти и ягоды, и мирт, и плющ.

Мисс Тополь:

- Прелестно, хоть и не соответствует английским временам года. Но, быть может, Мильтон оправдан тем, что мнил себя в Аркадии. Обычно он весьма точен, так что сама точность эта уже прелестна. Например, как он обращается к соловью:

Тебя услышав меж ветвей,

Я замирал, о соловей!

Молчишь - не мил мне птичий гам,

Брожу по скошенным лугам {189}.

Песни соловья и кончаются тогда примерно, когда уже скошена трава.

Преподобный отец Опимиан:

- Старая греческая поэзия всегда верна природе, ее можно строжайше поверять. Должен сказать, для меня это необходимое условие поэзии истинной.

Мистер Мак-Мусс:

- Нет поэта, более верного природе, нежели Бернс, и менее ей верного, нежели Мур. Фантазия всегда ему изменяет. Вот ведь, например, очень всем нравятся строки и в самом деле милые на первый взгляд:

Роса ночная оросит дубравы,

Посеребривши над его могилой травы,

Так и слеза, что падает в тиши,

О нем напомнит в тайниках души {190}.

А ведь поверки не выдерживают. Яркость зелени зависит от росы, но память от слезы не зависит. Слеза зависит от памяти.

Преподобный отец Опимиан:

- По мне есть неточности похлестче изменившей фантазии. Например, я с неизменным неудовольствием слушаю одну песнь. Юноша поднимается в гору, все выше и выше, и повторяет Excelsior {выше (лат.).} {191}, но само по себе слово означает лишь большую степень высоты какого-либо предмета в сравнении с другими, а не степень большей вознесенности предмета в пространстве. Стебель фасоли Джека {192} делался excelsior, по мере того как вырастал; сам же Джек ни на йоту не стал более celsus {высоким, возвышенным (лат.).}, оказавшись наверху.

Мистер Мак-Мусс:

- Боюсь, ваше преподобие, если вы станете искать у знаменитых поэтов глубоких познаний, вам часто придется огорчаться.

Преподобный отец Опимиан:

- Я вовсе не ищу глубоких познаний. Я хочу только, чтобы поэт понимал, о чем он пишет. Берне не был ученым, но он всегда владел избранным предметом. Вся ученость мира не породила бы Тэма О Шентера {193}, но в этой вещи нет ни одного ложного образа, ни одного не к месту сказанного слова.

А вот как по-вашему, что означают строки:

Увидел черноглазую царицу

В цветах, у ног багряный плат,

Смела, прекрасна, смуглолица,

И брови золотом горят {194}.

Мистер Мак-Мусс:

- Я был бы склонен принять это за описание африканской царицы.

Преподобный отец Опимиан: