Усадьба с приданым

Река раздавалась под руками, будто вода ничего не весила, но и держала, как отцовская ладонь, когда Маша была совсем маленькой и только училась плавать. Солнце брызгало в глаза блескучими зайчиками, а небо казалось совершенно бездонным. И такое во всём этом было счастье, такая легкость, что аж горло перехватывало.

От переизбытка этого самого счастья Мария нырнула – довольно глубоко, грудь окатило холодом, видимо, на дне били ключи. Вынырнула, отфыркиваясь, поплыла большими, размашистыми гребками, чувствуя себя касаткой. Или, скорее, дельфином с гибким, упругим, глянцевым телом…

В икру кольнуло, будто булавкой – Маша даже и не поняла, что это, подумала, напоролась на подтопленную корягу. От этой мысли стало страшновато, она загребла воду, стараясь отплыть подальше, и вот тут ногу от пальцев до бедра скрутила судорога, да такая, что рёбра сдавило тисками, а сердце стало слишком большим, не помещающимся в груди.

Мария охнула, перевернулась на спину, таращась в потемневшее, будто враз вылинявшее небо. Попыталась подтянуть коленку к животу – и ничего не получилось, бедро высверлило болью, а вместо позвоночника вдруг оказался раскалённый кол. Дышалось трудно, Машу хватало только на короткие, судорожные вздохи. Она приподняла голову, пытаясь сообразить, далеко ли берег, обернулась…

И поняла с кристальной, окончательной ясностью: не доплывёт.

Мир исчез и все звуки исчезли тоже, будто всё вокруг периной накрыло. Осталось только журчание в ушах и тяжёлая, свинцовая, чёрная вода, плещущаяся у самых глаз. И глубина, которую Маша спиной чувствовала.

– Да что это? – прошептала одеревеневшими губами Мария, едва сама себя слыша. Слеза поползла по щеке, добавляя подлой реке ещё немного глубины. – Господи, помоги…

Маша попыталась шевельнуть ногами, и её снова скрутило болью, сердце колотилось в ушах, распирая череп. А бездна под ней тянула, как магнит скрепку, вода больше не держала, липла к коже киселём, тело потяжелело вдвое. Сквозь журчание пробивался хриплый рык и взвизгивающий лай, перешедший в вой. Наверное, это глубина звала. Нет, скорее приказывала.

Мария рывком перевернулась, рванулась вперёд, с трудом выдирая руки из реки. Кровь гудела, боль била в поясницу молотом, вой глубины отдавался в затылке, вода заливала глаза. Каждый гребок как удар в стену, в монолитную бетонную стену, которую надо пробить или умрёшь – страшно.

Наконец, глубина дотянулась до неё, обхватила скользкими щупальцами поперёк, рванула. Маша забилась в панике, уже не соображая, где верх, где низ, а где берег. Кто-то кричал. Двое? Она и река?

Вода ударила в подбородок и чернота залила голову изнутри. Правда тут же начала отступать, таять.

– Не дёргайся, – донеслось откуда-то, кажется, из глубины. – Просто лежи, поняла? Иначе обоих утопишь. – Маша моргнула слипшимися ресницами в синие небо. – Просто лежи, окей?

– Yep, – ответила Мария Архиповна. – То есть I'm fine! Excuse me, I…

– Умолкни, ради бога! – пропыхтели ей в ухо.

Маша послушно умолкла, по-прежнему таращась в небо. Река ощущалась странно, то есть не вся, вернее, не всем, а спиной. Казалось, что под лопатками тот самый дельфин, гладкий и гибкий, каким Мария себя представляла. Она чувствовала, как под ней ходят мышцы и ещё ниже тоже что-то ходило, хвост, наверное.

Дельфин утаскивал её от глубины на себе, странно отдуваясь и фырча. Но это как раз не имело никакого значения, главное, что он спасал.

А потом череп снова начала затягивать чернота, и мир уплывал, уплывал…

Груди стало очень больно, Машу опять долбанул молот, только теперь не в поясницу, а по желудку. Она дёрнулась, попыталась увернуться, и тут из неё хлынула вода, которая хлестала и хлестала, жёстко обдирая горло мочалкой. Видимо, вся река успела перелиться в неё, в Марию.

– Живая? – спросил непонятно кто непонятно откуда.

Наверное, тот, на чьей коленке госпожа Мельге лежала животом.

Маша отмахнулась совершенно ватной рукой то ли от реальности, то ли от голоса. Её перевернули, как куклу, усадили, поддерживая под спину. Рядом, даже слишком близко, почти вплотную с её собственной щекой оказалось чьё-то лицо. Мария отстранилась, вывернула шею, как могла, и ничего не поняла. Профиль был смугл, носат, с резко очерченной скулой и нижней челюстью, к которым прилипли пряди мокрых волос, и странно-светлым глазом. Такие глаза она где-то уже видела, но вспомнить где даже не пыталась.

– Вы кто? – хотела спросить Маша, но вышел лишь малоинформативный хрип.

Правда, видимо, профиль что-то такое понял.

– Я Саша, забыла, что ли?

Мария кивнула было, но под черепом тяжко перекатился тяжёлый ртутный шар, вдаривший в виски, и кивать расхотелось.

По щеке мягко прошлась тёплая, шершавая тряпочка, в висок влажно задышало. Маша очень осторожно повернула голову, едва не ткнувшись в кожистый нос. Над носом поблёскивали светло-голубые, точь-в-точь как у профиля, глаза.

– Что же ты, а? – промямлила Мария. – Ты же собака.