Усадьба сумасшедших (сборник)

Со вчерашнего вечера идет дождь, и, похоже, не прекратится. В связи с этим массовые гуляния, намеченные на день выборов, отменяются. Гражданам республики Молдавии придется отдать свой голос, бюллютень, а еще «будущее». Даже «судьбу детей», если верить агитационной листовке движения «Плай Натал» (край Родной – молд.). Кучка сладеньких бизнесменов, погрязших в своем провинциальном неведении и пиаровской безграмотности даже и не подозревает, насколько хороша их «судьба ваших детей в ваших руках». Надо же – в руках. Сброс бюллетеней в урны для голосования, как массовая сдача спермы — очередного поколения Родины. Спусти в урну. Но «Наталу» это не поможет, если только я не даром ел хлеб последние четыре года. И никому не поможет, кроме коммунистов. Я бы проголосовал за них, — о, да, я спустил бы в урну во имя коммунистического реванша, — да только не хочется ставить крестик напротив графы «бизнес сына главного коммуниста Молдавии Воронина».

Я захожу в среднюю школу номер шесть, при который открыт участок для голосования.

Рядом с наблюдателями, — большинство, как обычно, от коммунистов, — буфет. Пирожки старые, спиртного не продают. Не то, что на прошлых выборах.

В парке Национального Собрания я сажусь на скамью и с облегчением вытягиваю ноги. Проходящий мимо патруль, — пара полицейских с тремя карабинерами в смешных красных беретиках, что делает их похожими на экзальтированных посетительниц художественных выставок, — косятся на бутылку минеральной воды в моей руке.

На паркете серого неба вальсируют облака. По стволу старого дуба, что у фонтана, осторожно спускается белка. Она уже почти на земле. Маленький анархист – белка. Стоит на четырех лапах перпендикулярно поверхности земли. Вы где-нибудь видели такого нахала, презирающего законы физики? Я их видел полным–полно, в школе. Из восемнадцати учеников моего шестого класса только у меня была восьмерка, остальные получали пять баллов, изредка шесть. Впрочем, физику я знал не лучше их, просто учительница хорошо ко мне относилась. О, великолепная учительница, как мне не хватает ее пришепетывания и божественного тела, которым я владел с шестого по седьмой класс включительно, в мечтах, разумеется. Да и божественного ли?

В Центральную Избирательную Комиссию, где в ночь подсчета голосов собираются журналисты почти ото всех изданий, я попадаю только к одиннадцати часам вечера. Перед этим знакомый затаскивает мен я в избирательный штаб движения «Ласточка». Они еще не поссорились в Лучинским. Столы на втором этаже ресторана «Националь» расставлены, как школьные парты.

И я сразу чувствую, что где-то здесь витает тонкий, как волосы, запах тела моей божественной физички. Но вряд ли учительская зарплата позволила бы ей посетить место столь для нее неподходящее. За столами расселись местные политические проститутки, редакторы изданий, вот вошел редактор «Молодежки», смешной, толстый, и нелепый своем ярко синем пальто, черной шляпе и белом шарфе. Он садится в уголке, и, как обычно, кривит губы. Интересно, поднсеут ли ему самовар?

О самоваре я вспомнил, глядя, как толстый редактор пьет минеральную воду из фарфоровой чашки, отставив мизинец. Когда ему исполнилось пятьдесят лет, он устроил массовое гуляние в столовой. Изысканное торжество в общепите. Как пошло! Но он во всем был пошлым, этот Рошка – в ванной комнате его квартире стены выложены дорогим кафелем, а потолок оклеен дешевыми обоями гомельской фабрики. Так вот, о торжестве. Главным гостем программы был президент. Лучинский со свитой подоспел в разгару пьянки. Стоя в конце стола (фуршет–с), он пропел редактору «Мулць ань траяска». В смысле, «Многая лета» в переводе с древнемолдавского рунного на русский. Редактор стоял, приложив к груди иконку, подаренную настоятелем какой-то церкви. Собравшиеся подпевали президенту. У него неплохо получалось.

Потом наступила пора дарения. Редактор ожидал, как сам говорил, ордена. Он до чертиков завидовал другим журналистам, успешно перебравшимся из затонувшего парома советской прессы в судно независимой, и получавшим за это медальки «За труд», ордена «За многолетнее служение отечеству». Хотя какое на фиг многолетнее, если на момент юбилея редактора независимость республики насчитывала пять лет?

Лучинский, помимо голоса, обладает еще и чувством юмора. По крайней мере, так я подумал, когда он развернул сверток, протянутый охраной, и вручил оторопевшему Рошке… большущий самовар. Не удивлюсь, если самовар был не новым.

После редактор был в ярости, и кричал, чтобы президент забрал «свой самовар», причем предлагал высшему лицу государства засунуть в трубу этого предмета интимную часть тела. А потом пойти на эту часть тела вместе с самоваром. Только представьте себе Лучинского, бредущего по огромному фаллосу с самоваром под ручку. Причем фаллос Лучинского засунут в самовар. И на всем этом лежит фаллос редактора «Молодежки». Это он так говорил: что положил и на самовар и на Лучинского.

Что ж, самовлюбленный олух сам виноват. Попросить, что ли, официанта, принести ему чаю?