Ушаков

Ушаков знал, что Потемкин засыпал Войновича требованиями выйти в море для решающей схватки с турецким флотом. Тот тянул, ссылался на недоделки, благо и корабельники говорили об этом… Катастрофу флота у Калиакрии в прошлом году объяснил Потемкин дурными качествами своих судов. «Не было никаких недостатков в рачении, ни в усердии, ни в осторожности, ни в искусстве; а все произошло от слабости судов и снастей». И уже осмелев, заявлял везде: «Хоть шторм прежестокий был, но если бы все крепко было и качество судов лучшее, все устояло бы». Однако чувствовал, что второй раз светлейший его не простит, не оправдает, и явно трусил, выискивал причины, чтобы оттянуть выход эскадры. Неуверенность передавалась экипажам, необстрелянным офицерам. И лишь Ушаков времени не терял, дни и ночи проводил на корабле — учил, учил, учил.

Особенно требователен был к канонирам, ко всем, кто с порохом и ядрами имел дело.

18 июня Войнович решился. Осторожно вывел эскадру в море, последовал с ней к северо-западу, чтобы напасть на турецкий флот, находившийся у Очакова. В эскадре было два линейных корабля и десять фрегатов. Ушаков понимал, что фрегаты маломощны. В европейском флоте мало кто решился бы поставить их в линию против настоящих боевых линейных кораблей. Да еще шлейф малых шебек, корсарских судов, кирлимгачей сопровождал русскую эскадру. Кораблей вроде бы и немало, но ясно, что их огневая мощь скудна.

Ушаков возглавлял авангардию, за ним на «Преображении» (после конфузливого штурмового погрома «Славу Екатерины» было приказано переименовать), граф Войнович. Он фактически передоверил командование и принятие решений Ушакову, приглашая того для совета.

1 июля Войнович пишет: «Любезный товарищ. Мне нужно было поговорить с вами. Пожалуйста, приезжай, если будет досуг. 20 линейных кораблей насчитал!»

Русская эскадра при неблагоприятном ветре проследовала в отдалении от Очакова и после Гаджибея у острова Фидониси увидела усиленный турецкий флот. 17 линейных кораблей, 8 фрегатов и масса малых судов заставили Войновича уже просто взывать к Ушакову.

2 июля: «…Я думаю, друг мой, что ввечеру нам поворотить через контрмарш[8] к берегу. На сие согласимся после. Авось Бог даст ветру от берега и взять бы у него с наветра — так и сомнения бы не было. Тут только три корабля хорошо снабжены людьми; а прочее все у них сволочь. На абордаж у нас не возьмешь — люди хороши и подерутся шибко. Наши храбростью им не уступят. Сегодня, думаю, он не подойдет, ибо будет поздно, но завтра рано надобно быть готовым, да и ночью осторожным. Если подойдет к тебе капитан-паша, сожги, батюшка, проклятого! Надобно нам поработать теперича и отделаться на один конец. Если будет тихо, посылай ко мне часто свои мнения и что предвидишь? Будь здоров и держи всех сомкнутых, авось избавимся».

Ушаков, однако, избавиться от боя не желал. Видя, что турки выстраивают линию боевых кораблей, прикинул в уме: у них 1110 орудий, у нас всего 550. Да и калибр наш меньше, металла в русские корабли турки будут посылать почти в три раза больше. По всем статьям — силе кораблей, мощи артиллерии — русская эскадра уступала противнику. В случае же абордажной схватки десять тысяч человек с турецких кораблей имели неоспоримое преимущество перед четырьмя тысячами человек русского экипажа.

И тем не менее утром 3 июля Ушаков решительно повел авангардию на сближение. Дул тихий северо-восточный ветер. Турецкий флот лежал на ветре у Ушакова, и он решил выиграть ход у передовых турецких судов. «Святой Павел» и два его передовых фрегата отнюдь не держали строй, а шли как бы в авангарде у неприятеля. Ушаков решил обойти голову колонны и поставить турок в два огня. Гасан-паша был человек опытный: поняв грозившую ему опасность, тоже приказал прибавить паруса. Турецкие корабли оказались легче в ходу, и передовые из них сблизились с авангардией Ушакова. Другие суда вытянулись в длинную рассыпанную линию. Началась канонада.

— Стрелять ближними прицельными выстрелами! — приказал Ушаков. Артиллеристы старались отменно: рвались снасти, летели ошметки полотна, в бессилье обвисали паруса у турецких кораблей. Три первых из них сделали оверштаг — поворот на другой галс и пошли прочь. Гасан-паша был вне себя, когда увидел сей позорный маневр своих капитанов. Он отдал им приказ: повернуть снова в бой и для выражения своих чувств велел ударить по своим бежавшим кораблям ядрами. Не помогло! Да и не до бежавших было, сам Гасан уже вступал в схватку с Ушаковым. Он еще не знал тогда, что это будущий могильщик турецкого флота, и с яростью набросился на корабль капитана русского авангарда. Ушаков недаром обучал своих моряков и артиллеристов: они творили чудеса, держа скорость и прицельно поражая ядрами флагман турок. Вся корма у того была разворочена: ход падал. Он вынужденно устремился на юг от молниеносного корабля русских. Его флот сделал это еще раньше, уйдя в темноту южной ночи. Ушаков еще преследовал турок, потопил шебеку, затем повернул к своим. Войнович был в восторге.