Ушаков

— Вы правы, капитан, — уже величаво взглянула Екатерина. — Для многих земля — мать, а море — мачеха. У вас же, кажется, наоборот. Ну что ж, будьте удачливы там больше, чем на суше.

…Поутру у входа в церковь святого Николая посланник Мальтийского магистра вручил Екатерине букет ярких редких цветов и ветвь пальмы, как покорительнице Таврии.

— Пальму вам, князь, по праву, — протянула она ветвь Потемкину, — а вот цветы уместны у ног святого Николая, да хранит он русских моряков!

Она перекрестилась и положила цветы к иконе. Ушаков истово молился вместе с разными чинами, приглашенными на молебен, думал об исполнении долга и отгонял нахлынувшие воспоминания.

Начало второй войны с турками

Неизбежность войны не была столь очевидной в России в 1787 году, да и «блистательная» поездка Екатерины на юг подтверждала это. Г. Потемкин требовал проявлять дружелюбие к турецким капитанам, дипломатам, купцам. Были отданы распоряжения, что с ними следует обходиться «сколь можно ласковее, уклоняясь от малейшего повода к распре, и оскорблению, оказывая при том им всякую справедливость и снисхождение».

Однако уже с середины 1787 года из Константинополя от русского посланника Я. И. Булгакова идут крайне тревожные сообщения об активной деятельности при дворе антирусской партии, возглавляемой великим визирем. Султан ведет себя нерешительно, не откликается на призывы выступить в поход, однако посол считал, что сторонники визиря спровоцируют где-нибудь на границе, скорее всего у Очакова драку и «сложа вину на нас вынудят двор к войне». Старший член Черноморского правления контр-адмирал Н. С. Мордвинов отдает распоряжения приступить к срочной подготовке и обороне и защите Севастополя. Вход в бухту был закрыт старыми фрегатами и бомбардирским кораблем, который был превращен в плавучую батарею.

Второй и третий отряд Черноморского флота под командованием капитанов бригадирского ранга П. Алексиано и Ф. Ф. Ушакова после плавания у берегов Крыма 1 августа возвратились к Севастополю и встали на внешнем рейде. Был отдан приказ принять на корабле полный припас снаряжения и воды.

…Мудрый и всевидящий Яков Иванович Булгаков шел на заседание Дивана, понимая, что случилось непоправимое: возобладала партия войны. С истерией в голосе великий визирь потребовал возвратить Крым, отказаться от Кучук-Кайнарджийского договора, запретить Черноморский флот России, иначе… Усталым (в эти дни сжигались все секретные бумаги, отправлялись последние сообщения в Петербург, Херсон, Кременчуг), но твердым голосом Булгаков отверг требования и тут же был препровожден в страшный Семибашенный эамок — Едикуле, предназначенный для врагов султана. Девять лет назад там уже сидел русский посол Обресков, что означало тогда начало первой войны с Турцией при Екатерине. И сейчас, 13 августа, Турция объявила войну России. По-видимому, после прибытия первого сообщения в Очаков турецкий флот перекрыл лиман. Русские корабли тоже приготовились к бою. Мордвинов понимал, что, уничтожив эти корабли, турки могут высадить десант в Глубокой Пристани, захватить Херсон.

Вдоль Днепра вытянулись суда всех типов, которые способны были нести пушки. Вскоре к ним подтянулись из устья лимана фрегат «Скорый» и бот «Битюг», отбившиеся от преследователей.

Потемкин, Мордвинов, все морские командиры восприняли их переход как большую победу. Но до этого было еще очень далеко. Войнович же получил от Потемкина записку такого содержания: «Подтверждаю Вам собрать все корабли и фрегаты и стараться произвести дело, ожидаемо от храбрости и мужества Вашего и подчиненных Ваших. Хотя бы всем погибнуть, но должно показать всю неустрашимость к нападению и истреблению неприятеля. Сие объявить всем офицерам Вашим. Где завидите флот турецкий, атакуйте его, во что бы то ни стало, хотя бы всем пропасть».