Соню затошнило, в первый раз за всю беременность. Она крепко зажмурилась и, буквально, заставила себя остаться на месте, понимая, что только отвлечет духа и помешает ему.
В прихожей грохнули выстрелы. Один, второй... третий! Еще один хрип-стон оборвался на такой ноте, что как-то сразу стало понятно — не добровольно. Боже, что же там такое происходит?
Соня стояла, вжимаясь в стену и не отрывая от нее ладоней, как велел черандак и первый раз в жизни истово и с полной самоотдачей читала молитву. Самую короткую — других не помнила, а, может, и вовсе не знала: "Господи, спаси и сохрани его..."
Она опомнилась, когда поняла, что в квартире стоит звенящая, тревожная тишина.
Когда все затихнет — выйти можно!
Соня открыла глаза, взвизгнула и чуть не запрыгнула на раковину. Напротив выбитой двери, в коридоре, темнела густая, бордовая лужица. И — быстро увеличивалась.
Девушка заставила себя выйти — и немедленно пожалела об этом. Тот, кто, минутами раньше, пытался доставить ей неземное удовольствие, лежал навзничь, похоже, с вырванным горлом. Он еще вздрагивал и даже шевелил ногами, но было понятно, что врач тут уже ничем не поможет.
Разве, вколет успокоительное единственной свидетельнице, чтобы от такой картины маслом ласты не склеила.
— Петр, — позвала Соня, — Эй! Ты как!?
Похоже — уже никак. Ответа она не услышала и заторопилась к дверям.
...Второй охранник, тот, что караулил входную дверь, лежал поперек прихожей, глядя в потолок стеклянными глазами.
Приемы черандака не отличались особым разнообразием. У этого тоже был выдран кадык и из широкой раны текло Ниагарой. Того и гляди — к соседям протечет, вот им радости-то будет, на всю жизнь хватит.
— Петр, — позвала Соня. Хотя, наверное, глупо было звать человеческим именем большую черную собаку с острыми ушами.
Пес лежал тут же и был похож на спящего.
Девушка опустилась перед ним на корточки и тронула рукой теплый, шерстяной бок.
Пальцы окрасились алым.
...Вода! Для него любая вода будет живой. Он же водный дух!
Не найдя ничего лучшего, Соня бегом принесла из кухни холодный электрочайник и полила неподвижного пса из носика.
Привалившись к стене, квадратными глазами она наблюдала, как вода словно всасывается в раны, потом туда же втягивается кровь собаки, которая уже успела вытечь. А потом бок словно прошивает насквозь судорога и зверь начинает дышать: шумно, жадно, рьяно...
— Три... Три пули прямо в меня. Две в грудь, одна в живот. Хорошо — не в голову, мог бы и не вывернуться, — пробормотал Петр, поднимаясь на две ноги.
С каждым разом обращение давалось ему все легче и легче. Тело словно осваивалось с новыми возможностями.
— Ты хочешь сказать, что мог погибнуть? И ничего мне не сказал? — Соня сжала кулак, намереваясь от души приложить черандака. Но вспомнила про три пули и схватила себя за щеки. — Никогда больше так не делай, ты понял!
— Понял. Так — не буду. Нерационально вышло. Нужно было сначала того, который с пистолетом, рвать.
— А откуда ты знал, у которого из них оружие? — От удивления у Сони даже слезы высохли.
— Учуял, — лаконично ответил дух. — Железо и смазка. Пахло только от одного. Я думал — успею. Но он оказался каким-то очень быстрым.
— Думал он, — Соня вытянула шею, не замечая, что ведет себя, как лебедь — шипун. И шипит так же сердито. — думать надо заранее, до того, как в драку лезешь. А не во время. И уже, тем более, не после...
Петр все понял совершенно правильно — девушка в истерике. Он прижал ее к себе, спрятав лицо на груди, а потом подхватил на руки и, переступив через лежашее на пороге тело, вышел в подъезд.
— Мобильники, — прошептала Соня ему в плечо, — надо забрать. Чтобы никто не понял, кому они последнему звонили.
— Сделаю, — пообещал черандак, — и Багрову позвоню. Пусть он этот бесогон как хочет, так и прикрывает. Он, вроде, умеет?
— Умеет, — подтвердила Соня, отказываясь открывать глаза.
Как-нибудь потом. Где-нибудь в другом месте. Там, где не пахнет кровью.
Черандак ее понял.
ГЛАВА 46
Под ногами земля качалась. Пружинила. Да и была ли там земля. Скорее — нет. Ил. Вода. Болотный газ. Корни травы.
А посмотреть — так все зелененькое такое, веселое. И орхидеи уже зацвели. Сиреневые, нежные. Так и не скажешь, что растение — паразит. Такая хрупкая красота...
— Если здесь пройдем, точно опередим Генриха и его банду и встретим союзную армию уже на развалинах Йорка, — сказал бывший Валентайн. — Рискнете, ваши величества?
— Я точно рискну. Мне умирать не сегодня и не в болоте, — пожала плечами Маэва.
...Вдовствующая королева подтянула узорное платье чуть не до подмышек, намотала бесценный подол на руку и бодро пошлепала через трясину то ли напевая, то ли заклиная.
Там где не сядет вертолет,
Где даже танку не пробиться
Маэва в тапочках пройдет
И ничего с ней не случится!
Меня местный аналог гримпенской трясины пугал до мокрой юбки. Но Валентайн был прав, иначе нам гонцов Генриха не опередить. И на подходе к Йорку нас встретит не только король и дружина, а две трети полигона.