Ушастыи призрак (СИ)

— Расскажу я, расскажу, — мама присела на колченогую табуретку у крыльца. Неуверенно улыбнулась, словно пыталась за что-то заранее извиниться, но понятия не имела, как это сделать.

— Соня нам не родная, — объявила она, в основном, для Оксаны. Мне мама Америку не открыла.

— Совсем? — проницательно спросила хозяйка.

— Ну, если только в степени: нашему топору двоюродное полено. — Она вздохнула. Потом махнула рукой: сгорел сарай — гори и хата и негромко, спокойно заговорила:

— У нас в доме была домработница. Не приходящая, жила с нами, комната у нее отдельная была. В те времена такого особо не практиковали, но — случалось. Молодая девушка, красивая. Очень красивая. Видела Аманду Сайфред?

— Из "Скуби-Ду"? — переспросила я. Мама кивнула:

— Вот именно. Такая дерзкая и, одновременно, детская красота. Мужчины от нее с ума сходили. Тетка не раз говорила, что стоило бы убрать Нину из дома, потому что с такой красивой прислугой хозяйская дочка никогда замуж не выйдет. Мама... мама только смеялась. Говорила — если мужчина готов променять перспективы на симпатичную моську и круглую попу, то такой зять нам не нужен, все равно ничего приличного из него не выйдет.

— Тетя оказалась права? — догадалась я. — Кого домработница у тебя отбила?

— Не отбила, так... Он хотел жениться. На мне, не на ней. Только я простить не смогла. А он уехал. Тогда уже границы открыли, он и рванул. Сначала в Польшу, туда проще всего было. Потом в... каплагерь.

— Куда? — вытаращилась я.

— Ну, в капиталистическую Европу. Так тогда говорили. Хотя социалистической уже, практически, и не было. Но, видимо, по привычке.

Мама закатала рукав, далеко. На предплечье, у самого локтя, темнели тонкие ниточки почти рассосавшихся шрамов. Если прошло больше двадцати лет... это какой же глубины были порезы? Как она кровью не истекла? Ну, мама!

Тонкие линии, если присмотреться к ним внимательно и приложить догадку, складывались в инициалы: "АК". Мама потерла руку, морщась, словно шрамы до сих пор причиняли ей боль.

— Да, — кивнула она, — ноют на погоду.

— Чем это? Бритвой? — полюбопытствовала Оксана.

— Ножиком. Перочинным... не важно. Я тогда была зла и расстроена. Потом опомнилась, сама вызвала "Скорую". Спасли.

...Узнаю свою маму, — мысленно фыркнула я, — настроение меняется, как удача в казино. Но "АК"? Никого с таким именем я не знала.

— Антон Королев. Только сейчас его зовут по-другому. Ульрих Кениг.

Мы с названной сестрой переглянулись. В памяти что-то шелохнулось... я на нее никогда не жаловалась, но тут пришлось напрячься.

— Да фонд же этот, чтоб ему ревизию хорошую, — хлопнула себя по лбу Оксана, — благотворительный. От которого эта коза по телевизору красовалась. Фонд Кенига, я в школе немецкий учила — так он, стало быть, свою фамилию перевел. А Ульрих... потому, что похоже на "Юлия"?

Она кивнула.

Солнце поднималось над холмами, поросшими соснами. Сырая трава сохла, наполняя воздух совершенно упоительным запахом.

— Значит, этот Антон ухаживал за тобой. Помолвка была?

— Тогда так не говорили. Заявление... да, заявление в ЗАГС подали.

— А потом? Юлька, что мы из тебя каждое слово клещами тянем! Не шутки уже: машину взорвали, дом подожгли, муж в больнице, вы скрываетесь в краях, "где живут псеглавцы", а ты стесняешься сказать, как застукала своего жениха с домработницей двадцать лет назад. Тоже мне — сенсация, географ глобус пропил! Дело-то насквозь обычное. Покажи мне бабу, от которой ни разу мужик налево не сходил, я с ней сфотографируюсь. — Оксана уперла руки в боки и подарила маму взглядом инквизитора. — Давай уже, без "испанских сапогов". А то ведь... я-то ничего почти не могу, вот Кира пошепчет тебе над холодным молоком, чтобы язык за зубами не держался.

— Не нужно, — помотала головой мама, — ты права, ерунда все это. И тогда была ерунда, а сейчас и подавно. Я думаю, Нина Тоше чего-то подлила. — Оксана хмыкнула, но сдержалась. — Да, думаю! Он ведь ни разу не посмотрел на нее как на женщину, которую... Смотрел просто как на постороннего человека. А в последние дни даже и с неприязнью какой-то. Думаю, вешалась она на него.

...Был мой день рождения. Большой праздник, много гостей. Почти половина нашей группы и друзья дома. Сначала стол, потом танцевали. Потом Тоша куда-то исчез. Я думала, просто вышел на балкон, он не любил шумные сборища. Пошла на кухню, отнести тарелки. Кухня рядом с комнатой Нины, звукоизоляция там была... проще сказать — не было. Я услышала звуки, — Мама ненадолго замолчала, но не смущенно, скорее — озадаченно. — Знаешь, вот сейчас думаю, не так уж я и ошиблась тогда. Стонать, конечно, не только от боли можно, но уж больно те стоны были неправильные. Не удовольствие в них было. Совсем другое.

Я молчала, боясь спугнуть момент. Мама заговорила и останавливаться не собиралась, а это дорогого стоило. Оксана внимательно слушала, она это умела.