— У-у, тарахтелка, — раздосадованно проворчал Азмун, — раскомандовалась. Между прочим, полагается проголосовать, а я — за Вадима. Как это он ухитрился оказаться в Астрограде без хорошей связи. Загорает, поди, где-нибудь. На Батыра вообще надежды нет: он кроме Лаймы своей ничего больше не видит. Вот и выходит: девчонка всех взяла в оборот. Будет теперь стрекотать, слова не даст выговорить — хоть наушники отключай. Где же Вадим? Эх, жаль: есть связь — да не та.
Вадим.
— Кажется, обошлось, — с облегчением вздохнул Вадим, — умница Лаймочка: все взяла на себя. А то он уж совсем приуныл: решил, кто ближе всех к Астрограду — тому и быть координатором. Но счастье, что всегда найдутся желающие управлять и командовать. А Лайма — как будто рождена для этого. Интересно, кем она станет в будущем? Корректировщиком группы поиска? Диспетчером космической цепочки? Управляющим производственным циклом? Или прекрасным воспитателем в школе, которого всю жизнь, как родную мать, будут вспоминать многочисленные ученики?
Он же не любил ни суеты, ни чрезмерного внимания, предпочитая находиться чуть-чуть в стороне. Не отрываться — нет, ни в коем случае. Но выбирать позицию, позволяющую увидеть коллектив и его действия и изнутри, и как бы с возвышения. Не только житейские ситуации — любые проблемы виделись ему всегда в многообразии неисчерпаемых связей и отношений, в переплетении с порождающими причинами и возможными следствиями.
Вот и сейчас он размышлял прежде всего не о выборе или отборе информации (об этом позаботится Лайма, и, надо полагать, выполнит свою задачу наилучшим образом), а о цели задания, о которой Тариэл пока ничего не сказал. В каком же тогда разрезе осмысливать информацию, которая вот-вот обрушится на их головы. Они ведь не «робики» какие-нибудь — бездумно и безостановочно впитывать все, что угодно. Однако даже роботы руководствуются вполне определенными программами.
Что ж, пока ясно одно: раз им ничего не сообщено о сути задания, значит, в этом и состоит замысел Тариэла, по крайней мере — на ближайший час. Скорее всего, он предпочитает сначала выяснить организованность коллектива, его интеллектуальные потенции. И в зависимости от первого результата определить сложность и направление всего задания.
Проиграть экспедицию к Муаровой планете проще всего. Подробные отчеты о ней и обработанные выводы комиссий хранятся в памяти десятков информационных систем. Все факты известны, наверное, каждому ребенку (все, кроме одного — главного: почему погибла экспедиция — до сих пор толком не знает никто; три комиссии, работавшие после возвращения «Алишера», оставили вопрос открытым). Но Тариэл посчитал нужным, чтобы был выделен специальный канал Астрограда. Значит, имеется в виду какая-то дополнительная, на первый взгляд, возможно, второстепенная информация. Вот что надобно не упустить. Не отсюда ли потянется ниточка, которая позволит размотать весь клубок? Пусть Лайма пока что извлекает и передает информацию, какую сочтет нужной. Он же тем временем вернется обратно в город — поближе к главному источнику. Впереди — целый час.
И высоко взмыв ввысь над залитыми солнцем полями, Вадим полетел в сторону искрящихся на горизонте окон высотных башен.
Батыр.
Он поудобнее устроился в кресле. На экране оставалась одна Лайма, и Батыр восторженно любовался плавными, точно в медленном танце, движениями ее рук и головы. Не так ли смотрел Тариэл на свою Радмилу, еще не зная, что через мгновение связь между ними оборвется навсегда.
Загадочная и непостижимая гибель: сначала исчезла разведгруппа, опустившаяся на Муаровую планету, а затем и Радмила — жена Тариэла, посланная с орбиты на помощь и для выяснения причин катастрофы. Впрочем, уместно ли здесь слово «катастрофа»? «Аннигиляция», «дематериализация», «превращение в ничто» — вот какие слова звучали чаще всего в экстренных сообщениях, да и в выводах комиссий, которые так и не смогли прийти к какому-то определенному и приемлемому объяснению.
И лишь рука скульптора дорисовала то, что никак не вмещал разум: в Астрограде на Аллее Ушедших вознесся к небу поэтический памятник экипажу «Алишера». Внизу — размытая группа космонавтов, таявших, точно льдинки под весенними лучами, сливалась с гранитом и как бы растворялась в камне, а сверху, протягивая руку помощи, чайкой устремляется к ним Радмила, бросающая прощальный взгляд назад в космос, туда, где на орбите Муаровой планеты остался корабль Земли.
Тариэла нет в скульптурной композиции — живым памятники не нужны. Но если бы Батыр был художником, он обязательно запечатлел Тариэла и Раду, выразив их возвышенную любовь в виде трагических символов — в образах Паоло и Франчески: тень Франчески-Рады уносится неведомой силой в неизвестность, а вслед за ней беспомощно протягивает руки Паоло-Тариэл.