— У нас нет единого мнения, — решилась наконец Лайма.
— Единого мнения? О чем?
— Относительно вопросов…
— Не понимаю.
— Нам не хотелось бы, — на помощь Лайме пришел Батыр, — чтобы наши вопросы причинили новую боль, и предпочитаем пока ни о чем не спрашивать. Попробуем по возможности разобраться самостоятельно.
— Вот оно что. — Тариэл ощутил, как его обдало теплотой признательности. — Спасибо, ребятки. Но от этого никуда не денешься. Правде надо смотреть в глаза. Поэтому отбросим-ка все сомнения и вспомним о наших обязанностях. Я только что с заседания очередной комиссии. Уже скоро год, как ежедневно приходится отвечать на десятки, а то и сотни вопросов. Не думайте, что их задают жесткосердные люди. Моя травма — это травма всего человечества. Потому-то и терзаются все вместе со мной: не хотят, чтобы подобное еще когда-нибудь повторилось. А чтобы и вам стало понятнее, может, лучше начать с конца, а не с начала. Иногда это бывает полезнее. Посмотрите материалы работы комиссий, пока я переберусь к вам. Хватит нам играть в экранные прятки. Все собираемся в Астрограде. Азмун, сколько тебе еще лететь?
— Подлетаю, — раздалось с экрана…
Рейс на Астроград: 10–30.
Ракетоплан стремительно несся на запад вдогонку за Солнцем. Еще немного — и заработают тормозные установки. Едва заметным движением безымянного пальца Азмун набрал на сенсоклавиатуре нужный код и услышал в наушниках выжидательное дыхание Вадима.
— Где тебя найти, — спросил Азмун друга.
— В библиотеке Музея, космический архив.
— Есть идеи?
— Идей много и судя по всему не у нас одних.
— Как будем работать — вместе или врозь?
— Ты же знаешь: я предпочитаю уединение. Но здесь важней другое: порознь мы просмотрим гораздо больше материала. Я займу четыре бокса рядом. Батыр уже вылетел за Лаймой.
Азмун хмыкнул:
— Напрямик он, конечно, не мог.
— Ничего, Лайма его быстренько приставит к делу.
— Как ты думаешь, — Азмун наконец подобрался к мучившему его вопросу, — в какой комиссии анализировались помехи на связи «Алишера» с Муаровой планетой?
— Во всех комиссиях, естественно. Но о дефектах приборов не может быть и речи…
— Да я не о приборах, — не дал договорить Азмун. — Что я не понимаю: их было много и все, что остались целы, на протяжении трех месяцев показывали одно и то же. А если на этой чертовой планете невероятные превращения происходят не только с веществом, но и с полем? Или исчезает не живое вещество, оказавшееся на Муаровой планете, а деформируются фотоны, несущие информацию к приборам? Или электромагнитные волны трансформируются — превращаются в нечто такое, о чем мы даже вообразить не можем?
— Приборы бы это все равно зафиксировали, — подумав, ответил Вадим.
— Вовсе не обязательно, — еще больше разгорячился Азмун. — Представь, ни человек, ни прибор ничего не видят потому, что все электромагнитные волны образуют замкнутый вихрь вокруг живого тела спустя некоторое время после того, как оно оказывается на муаровой поверхности.
— А почему не сразу же? Нет, Азмун, — что-то не вяжется. Я уж не говорю, что это противоречит всем известным законам природы. Я знаю, что ты сейчас скажешь: прямое превращение элементов — тоже противоречит всем известным законам природы. Но я вовсе не против твоего электромагнитного кокона, поглощающего любые кванты и не выпускающего наружу никаких сигналов, хоть все это и никак не вписывается в представления современной физики. Давай — думай дальше, обосновывай гипотезу, развивай новую теорию. Но только о конкретной ситуации не забывай: там были не одни приборы, но еще и люди. Причем не только Радмила, но и разведгруппа из трех человек, и Тариэл на орбите. Неужто бы они не раскусили этот полевой орех и не придумали бы, как выбраться из электромагнитной скорлупы?
— Ладно, — прервал разговор Азмун к неудовольствию обоих, — продолжим при встрече. Ракетоплан пошел на посадку.
И пристегнувшись ремнями, он перевел кресло в горизонтальное положение.
Библиотека музея; Главный космический архив: 10–45.
Электронный каталог выдал на табло мозаику разноцветных цифр. За каждой строкой и колонкой скрывалась бездна обработанной и систематизированной информации. Электронная память приготовилась обрушить лавины подробнейших сведений и фактов — от записей показаний любого датчика и переговоров членов экипажа на протяжении всего полета до протоколов и отчетов земных комиссий. Грустный парадокс: на любой вопрос машина моментально дает сотни ответов, но среди них заведомо нет того, ради которого задается вопрос.
Вадим с изрядной долей недоверия скользил глазами по рядам интеграторов и фильтраторов, наперед зная, что никакой — даже двойной или тройной синтез информации не раскроет истинных причин драмы, разыгравшейся на Муаровой планете. Так — обычная машинная схоластика: степени вероятности, аспекты рассмотрения, уровни объяснения. Глубокомысленное гудение, словесная трескотня, мигание тысяч лампочек наподобие новогодней иллюминации, а результат — равен нулю.