Ущерб тела

Иокаста заплатила за обед. Это означало, что она считала, что Ренни в жутком состоянии, что вообще-то она умирает, потому что, как правило, она никогда ни за что не платила, если была возможность.

«Я пока вроде как жива», – хотела сказать Ренни. Но ее тронул поступок Иокасты. В конце концов, подруга сделала все, что в ее силах. Во-первых, заплатила за обед, что само по себе немало, и изо всех сил развлекала ее, такой жизнерадостный визит в отделение для безнадежных. Рассказывайте о своей жизни – в конце концов, жизнь продолжается, мрачных тем избегайте. Позитив творит чудеса, что касается произвольного деления клеток.

Ренни вернулась домой самостоятельно, просто переставляя ноги, стараясь не терять равновесия. Дома был Джейк, он сидел в гостиной. На полу возле пухлого розового кресла стояли две пустые бутылки из-под «Карлсберга». Обычно он никогда не пил из бутылки. Когда она вошла, он остался сидеть.

Было время, когда Ренни точно знала, зачем он явился домой посреди дня. Но он бы не сидел в кресле, он бы прятался за дверью и сразу схватил бы ее за задницу.

– Что случилось? – спросила она.

Он взглянул на нее. Глаза у него были припухшие, в последнее время он плохо спал. Ренни тоже, если уж на то пошло, но стоило ей заговорить об этом, тут же выяснялось, что он спал еще хуже. Они состязались, выжимая жалость друг из друга, и напрасно, потому что, похоже, ни один не обладал большим запасом, а что было, то тратил на себя.

Ренни подошла и поцеловала Джейка в макушку. Он выглядел ужасно.

Он взял ее руку и не отпускал. Потом сказал:

– Давай попробуем сначала.

* * *

– Если бы я могла начать все сначала, я бы все изменила, – сказала Лора. – Бог его знает. Хотя, может, и не стала бы, понимаешь? «Смотри, куда прыгаешь», – говорила моя матушка, не то чтобы она сама так делала, у нее вечно не было времени. Но когда за тобой погоня, ты не смотришь, а сразу прыгаешь, и лучше не мешкать, потому что, если не прыгнешь, тебе каюк, нахрен. Только вперед, вот мой девиз.

Когда мне стукнуло шестнадцать, мать стала работать в фирме «Эйвон» и ходила с товаром по домам, так что днем, когда я возвращалась, дома ее не было. Я не любила сидеть дома на пару с Бобом, он жуть на меня наводил, так что в основном я тусовалась с Гарри, моим парнем. Иногда мы смывались из школы после обеда, распивали по паре бутылок пива в его машине, он ее просто обожал, а потом там же обжимались. Но никогда не переходили черту. Все думали, что именно такие, как я и Мари, позволяют парням все, но на самом деле этим отличались «приличные» девочки. У них считалось, что так и надо, если ты встречаешься с парнем и у вас любовь. Иногда их ловили с поличным, а тогда таблетки были редкостью, аборты тоже, и мы с Мари животики надрывали от смеха – ведь обычно в подобном обвиняли нас.

В старших классах нас считали оторвами, да и мы сами так считали. Размалеванные глаза, белая помада – выглядели мы отпадно. Но я никогда не напивалась до отключки, не теряла головы, ничего такого. Когда в беду попадали приличные девочки, родители отправляли их в Штаты, но я-то знала: если это случится со мной, рассчитывать не на кого. Перспектива – чей-то кухонный стол. Одна девушка на пару классов старше попыталась справиться сама, с помощью спицы, но ничего не вышло. Учителя сказали нам, что у нее была какая-то редкая болезнь, но все знали правду, слухи разошлись быстро. Кроме того, я знала: если что, Боб тут же вышвырнет меня, и я окажусь на улице, в полной жопе. Тогда конец.

Гарри нравилось, что я его останавливаю, он уважал меня за это. Он был не из этих «волков» на байках и даже работал по выходным. Опасаться надо было других, тех, что при деньгах. Миллионеров у нас в школе не было, но у некоторых было больше денег, чем у остальных, и они считали, что у них хрен до неба. С такими я не встречалась, да они меня никуда и не звали, разве что в какую-нибудь заброшенную хижину. Все зависело от того, сколько у тебя бабла. Если хватало, тебе сходило с рук все что угодно.

Когда я возвращалась поздно, Боб всегда сидел там за кухонным столом, со своими драными рукавами и смотрел на меня, как на кусок грязи. Он больше не бил меня исподтишка; я была слишком взрослая. Я часто просила Гарри припарковаться прямо перед окном кухни, оно было как раз на уровне улицы, мы же жили в полуподвале, и мы начинали обжиматься как ненормальные, так что он мог нас слышать, а если бы выглянул – то и видеть.

Потом я бросила школу и стала работать на полную ставку в пиццерии, не бог весть что, но у меня завелись деньги. Я сообразила, что вскоре накоплю достаточно, чтобы переехать, да и Гарри говорил: почему бы нам не пожениться? Именно этого я тогда и хотела – выйти замуж, завести детей; но только по-людски, а не как мать.