Ушедшее лето. Камешек для блицкрига

Товарищ Генеральный комиссар госбезобасности. Выполняя ваше распоряжение о незамедлительной эвакуации фигуранта по делу «Пилигрим», группа под моим командованием прибыла в город Брянск 6 августа 1941 года. Предъявив полномочия, я получил помощь непосредственно от Начальника особого отдела Западного фронта комиссара государственной безопасности третьего ранга Цанавы. По его распоряжению, в моё подчинение был выделена ремонтнопригодная часть бронепоезда № 79, проходящая ремонт на Брянском машиностроительном заводе «Красный Профинтерн». В состав бронепоезда входил бронепаровоз и один броневагон, на которых были форсированы ремонтные работы. Во время движения по маршруту Брянск — станция Калинковичи, 7 августа в 18.15, во время забора воды на станции Речица, бронепоезд попал под налёт вражеской авиации и полностью вышел из строя, ввиду попадания бомбы в бронепаровоз. Броневагон был повреждён в результате взрыва авиабомбы на соседних путях, и осколками той бомбы которая уничтожила бронепаровоз. Связь «ВЧ» с городом Червонополеском выведена из строя, очевидно в результате диверсии. Сообщение с городом по дорогам, нарушено из-за действий диверсантов и немецко-фашисткой агентуры. Завтра выезжаю в город Червонополеск на спецэшелоне № 87бис, направляемом для вывоза эвакуированного имущества. Потери в группе два человека, старшина погранвойск Зубатов тяжело ранен, младший сержант погранвойск Киндиков погиб.

Передано по спецсвязи ВЧ из Гомельского УНКВД 7 августа 1941 года в 22.07.»

Впрочем, Абрамзон решил разнообразить мне скучную жизнь, и вскоре телефонный звонок оторвал меня от нудной записки Зубрицкого с указанием требуемых запасных частей. По-видимому, Павел Васильевич просто переписал «Руководство по технической эксплуатации автомобиля ЗиС-5», рассчитывая на чудо с петлицами сержанта. Из хрипов и булькания в телефонной трубке я понял только то, что нужно ехать в город. Без меня ничего нельзя было сделать. Мысленно пообещав Моисею все казни египетские, я вышел из канцелярии и предупредив дежурного, где меня искать в случае чего, направился в автопарк. Картина в гараже была привычная до омерзения. Все машины стояли с поднятыми крыльями капотов, а широко используемый диалект родной речи не оставлял сомнений в том, что лучший транспорт пехотинца — это его ноги. Впрочем командиру машина нашлась. «Эмочка» отлично завелась, и вскоре мы уже катили по накатанной дороге. Я закурил очередную папиросу и, откинувшись на спинку дивана, задумчиво стал смотреть в окно. За стеклом появлялись и изчезали хаты, иногда в промежутках мелькала река. Сады ломились от яблок, но людей было очень мало. Деревня Новики обезлюдела, слишком много из живущих здесь работали в городе. Когда полесские предприятия начали эвакуировать, то рабочие уезжали тоже. И, конечно же, уезжали их семьи. Так вот и оказались полещуки даже в Киргизии, откуда их потомки возвращались в девяностые. Впрочем, сейчас сорок первый, и мне надо жить сейчас. До города было минут десять езды, и машина уже подъезжала к будущему «Дворцу Пионеров» — оказывается типография располагалась именно здесь. Я вошел в дверь, и в растерянности остановился. Куда дальше? Но товарищ сержант появился почти мгновенно. Был он какой-то на себя непохожий, весь из себя скромный и даже молчаливый. Проведя меня в большой зал, Абрамзон остановился у порога.

— Мойша, ты привёл своего красного командира? — показавшийся из боковой двери старик в чёрной ермолке пытливо взглянул на меня.

— Да, ребе. Э-э-э, Авнер Давидович.