Ушедшие в никуда

Николай писал домой:

«Здравствуй, Валя. Мы с тобой бойцы двух фронтов. Ты в тылу, спасаешь раненых в госпитале. Я, на передовой оказываю им первую необходимую помощь. Я пока жив и здоров. Сейчас стоим на одном месте. Очень плохие дороги, сильная грязь заставили нас остановиться. Как только наладятся дороги, так опять начнем гнать врага на запад. А пока мы немного отдыхаем и поправляем силы. В течение сорока дней наша часть гнала немцев. Мы отбросили их на триста километров. Еще один такой удар по немцам, и война подойдет к концу. Я думаю, мы увидимся уже в сорок третьем. Не хочу хвастаться, но я придумал для солдат передвижную баню с дезкамерой. Теперь бойцы после боя смогут помыться, да и вшей будет меньше»…

Ранним утром 5 июля 1943 года немецкие войска перешли в наступление в районе Курского выступа. Завязались ожесточенные бои. В ходе оборонительных боев войска Центрального и Воронежского фронтов, остановив наступление противника, уничтожили его ударные группировки.

12 июля началось контрнаступление, которое вылилось в самое большое встречное танковое сражение Второй мировой войны, происшедшее близ деревни Прохоровка. 1200 танков и самоходных артиллерийских установок участвовало в этом сражении. К исходу дня поражение немцев было очевидным, они потеряли более 3,5 тысяч убитыми, 400 танков, 300 автомашин и 16 июля начали отходить к Белгороду.

В этих ожесточенных боях Николай Петренко дважды был контужен. Полуслепой, он все еще находился на передовой. Лишь в сорок четвертом году его, на девяносто процентов потерявшего зрение, признали негодным к военной службе. В свидетельстве о болезни № 316 так и было записано: «Негоден для службы в войсковых частях, но годен к физическому труду; следовать пешком может»…

4

Человеческие руки перебирали пожелтевшие от времени фронтовые письма, газеты, почетные грамоты эвакогоспиталей. Это были руки Нины Петренко – повзрослевшей дочери Валентины и Николая.

– Маму мы почти не видели. Она постоянно была в госпитале. Уходила очень рано. Приходила, когда мы уже спали. Эвакогоспиталь № 5469 находился на бывшей Никольской улице. Теперь эта улица носит имя Розы Люксембург. Кстати, сейчас там тоже военный госпиталь располагается. Я помню пшенную кашу, которую нам мама варила. Изо дня в день пшенная каша да оладьи из картофельных очисток. Но самым вкусным лакомством для нас был рыбий жир.

Папа пришел с фронта комиссованный после контузии в сорок четвертом. Пришел, почти потерявший зрение. Но у него все же получалось подстреливать голубей из винтовки. Я помню, мы их ели. А на старом сундуке, в котором нашли этот сверток, я всю войну спала.

Она взяла в руки ветхий листок фронтовой газеты:

– «Призыв Родины». Ноябрь сорок третьего года, – прочитала она название.

На этих истрепанных страницах эпизоды походной жизни бойцов, их фотографии, сводки Советского Информбюро. Вот заметки о военных поварах, о своевременной доставке горячей пищи на поля сражений, о смекалке связиста, о передвижной бане. Да, да, той самой…

Эпизоды… Эпизоды жизни фронта. Эпизоды жизни тыла. Эпизоды военных будней Великой Отечественной. Войны, оставшейся за закрытой дверью двадцатого столетия. Словно кадры старого немого кино, мелькают они нечеткими образами их действующих лиц, участвующих в тех давних событиях. Но чьи бы имена и фамилии не значились в этих эпизодах, каждый из нас, ныне живущий на этом свете, узнает в них имена своих близких.

Наши отцы и деды, матери и бабушки ценой оборванных жизней и искалеченных судеб положили отвоеванный мир у наших ног чистым листом. Мы стали писать на нем наши судьбы заново. Теперь многие из них уже смотрят на нас с высот другого мира и немым невидимым взглядом напоминают нам: «Мы спасали этот Мир для вас. Не убейте его!»

Низкий поклон вам, родные! Мы помним вас…

Покровка

Места эти, в слиянии реки Кутумовой и притоки Луковки, далекой от центра России ссыльной Астраханской губернии, славившейся пыльными ветрами, крепкими зимними морозами да изнуряющей летней жарой, попали под указующий перст Всевышнего, когда астраханский откупщик дьяк Василий Кучуков решил заложить на землях, пожалованных ему царями Иоанном Алексеевичем и Петром Алексеевичем, сад с плодовыми деревьями, виноградниками, пашенными землями да хоромными строениями. Обратившись к митрополиту Сампсону с просьбой о денежной ссуде, дав ему закладное письмо, получил Василий Кучуков на это благое дело тысячу рублей. Да, видно, не заладилось что-то. То ли размахнулся широко, то ли мыслил узко. Грузом повис у него на сердце долг.

– Сад заложен, земли пашенные, – сетовал он, – а нет дохода от земель. Не могу я отдать долг. Придется, видно, уступить земли. Дарованы они мне царями нашими еще в 1683 году. Жалко мне их, а делать нечего.