– Ну что ж, коль так, – молвил митрополит Сампсон, получив кучуковские земли, – быть на этом месте обители. В самом сердце ее храм поставлю каменный. На примете у меня чудотворная икона Покрова Пресвятой Богородицы, большая, яркая. Поставлю ее в храме. Быть ей хранительницей нового монастыря. По ее имени и зваться он будет – Покровским. Пусть запомнит земля астраханская 1708 год, год рождения нового мужского монастыря.
1808 год
Перед образами горели свечи. Отец Иннокентий, игумен Покровского монастыря, только что закончил вечернюю молитву и собирался писать патриарху письмо с просьбой увеличить поступления из казны на содержание и без того небогатого монастыря. «Угодья у монастыря значительные, – писал он, – но малопригодные для обработки. Аренда на земли дает скудный доход…»
Испросив разрешения, в келью вошли несколько монахов. В нерешительности они толпились у двери:
– Прости, что побеспокоили, отец Иннокентий, но дело серьезное. Что делать будем? Мор кругом. Чума второй год зверствует. Из-за карантина из города никого не выпускают. Людям бежать некуда. Спасаются только в нашем Покровском да в Воскресенско-Болдинском монастырях.
– Храм открыт день и ночь, – угрюмо ответил отец Иннокентий.
– Да, но этого мало. К чудотворной иконе нашей, иконе Покрова Пресвятой Богородицы, денно и нощно люди идут. Многих она исцелила. В народе вера живет, что вблизи стен монастыря болезнь отступает. Посмотри, сколько палаток и шалашей возле монастырских стен.
– Что в городе делается? – спросил отец Иннокентий.
– Стоны кругом, рыдания. Вымирают целые улицы, – ответили монахи.
– Братья в город ходили?
– Да, мертвых убирали.
Отец Иннокентий подошел к окну, задумался.
– Что ж, – глухо произнес он, – жгите монастырский сад и дубовую аллею тоже. Людей будем размещать.
– Чем кормить больных, отец Иннокентий? Монастырских запасов на всех не хватит.
– Как-нибудь прокормим. Где сами, где Епархия поможет, где губернатор.
Под стук топоров, вырубавших замечательный монастырский сад и знаменитую дубовую аллею, потянулись со всех карантинных мест в Покровский монастырь подводы с больными. Пришло время братьям монахам принимать сан братьев милосердия. Более полугода служил Покровский монастырь больницей, чтоб во славу всему испытанному, пережитому и сделанному в августе 1808 года смог астраханский губернатор доложить епархиальному начальству о том, что монастырь полностью очищен от чумы.
Позднее, в 1822 году, присоединили к нему Воскресенско-Болдинский монастырь со всем его имуществом. И стал Покровский монастырь зваться Покрово-Болдинским.
Время властвует в этом мире, подчиняя своим законам жизнь и смерть, память и забвение, смену событий и поколений. Время примиряет и судит.
2003 год
Узкая, прямая дорога, свернув с шоссе, привела меня сквозь неказистые, поросшие камышом дачи к проходной сторожке из крупноблочного кирпича, смотрящей одинаково безразлично на всех приходящих и приезжавших одиноким окном. На ее бледно-пыльном теле выцветшей бирюзой красовалась табличка: «Туберкулезная больница № 1». Перешагнув через металлический трос, служивший воротами, я прошла в глубь больничного парка. Он скрывал за зеленью акаций и тополей забытую, затерянную на отшибе города жизнь – жизнь, с которой некоторые были вынуждены мириться, потому что страдали страшным недугом, жизнь, которую иные не хотели замечать, наивно думая, что далекие беды – не их беды, а значит, никогда их не коснутся. По роду своей службы я жила этой жизнью, к которой невозможно было привыкнуть. Иногда она, эта жизнь, выбирала своей жертвой кого-нибудь из больничного персонала, чтобы еще раз насладиться чьими-то горькими слезами. Однако больничные будни текли своим чередом, делая привычным и трудности, и слезы, и смерти…
Мне навстречу по асфальтовой дорожке шла Римма, главная медсестра больницы. Ее грациозная поступь, выбивавшаяся из-под медицинской шапочки смоляная прядь жестких стриженных волос, мудрый взгляд восточной женщины, всегда вызывали во мне чувство восхищения и уважения к ней. У нее получалось всегда находиться сразу в нескольких местах, она то спешила в аптеку за медикаментами, то давала задания медсестрам, то старалась вовремя отправить анализы по лабораториям.
– Здравствуйте, как хорошо, что я вас встретила, – обратилась она ко мне, – у нас оборудование сломалось. Подайте заявку на ремонт.
– Пойдемте, Римма, посмотрим.
Мы направились к лечебному корпусу, ведя привычные для нас разговоры, которые, по сути, сводились к тому, что в больнице плохо с хлоркой, мылом, медикаментами, марлей, что оборудование работает по двадцать лет, а электрические лампочки в коридорах выкручивают больные. Четырехэтажное здание современной постройки, в котором расположился главный лечебный корпус, смотрело на мир сотней сверкающих на солнце окон. Впрочем, мир замыкался для него полуразрушенным больничным забором, который растаскивали по кирпичику хозяйственные дачники.