Ушедший в бездну

Конрад привязал к кольцу шнур, повесил нож себе на шею под одеждой и, довольный неслыханной удачей, бросился на кровать, сминая дорогое парчовое покрывало. Раскидав подушки, он устроился среди них, как в мягких сугробах, и тихо рассмеялся, вспомнив разговор с отцом. Если бы Герхард знал, какое счастье согревало душу его нового наследника при мысли о том, что прежний спокойно лежит в своём роскошном саркофаге в фамильном склепе Норденфельдов! Бертран, конечно, был неплохим братом, но лучше быть единственным ребёнком в семье, чем, имея самого замечательного брата, жить в монастыре.

На картине, висящей напротив кровати, была изображена дорога, убегающая в серую даль, где в лёгком мареве угадывались силуэты деревьев и каких-то строений. Воображение уводило Конрада за эту неясную, расплывчатую черту. Ему казалось, что там, за ней, колышется голубовато-стальное море, гулко ударяясь о берег острова, которого нет на картах ни одной страны…

Год назад лунной ночью мать взяла Конрада на первый в его жизни колдовской праздник. Они мчались среди облаков верхом на крылатом змее. Внизу под ними проносились едва различимые в темноте огоньки городов и селений. Иногда оттуда в воздух взмывали другие странники ночи: ведьмы обоего пола летели на великий весенний шабаш. Обменявшись приветствиями с Августой и её сыном, они направлялись в другую сторону.

— Почему никто не летит с нами? — в конце концов, спросил Конрад.

— Они летят на Брокен, — ответила мать, — а наш путь лежит дальше.

Море… Оно было похоже на огромное, чёрное пятно, расплывающееся по мере их приближения. Земля с её лесами, полями, городами отступала, сужаясь в полукольце колышущейся водяной пустыни, и, наконец, осталась позади. С высоты птичьего полёта Конрад впервые увидел море во всей его необъятной шири, когда от горизонта до горизонта видны только косматые седые гребни бегущих нестройными рядами волн. Услышал тонкий свист ветра и грозное шипение вскипающей пены.

Крылатый змей снизился, его хозяева ощутили холодные уколы солёных брызг, разбрасываемых яростными руками шторма.

— Смотри, сын, — сказала мать, обнимая Конрада. — Душа моря велика, как её земное воплощение. Тебе суждено породниться с ней. Её заботам я поручу тебя, когда придёт время.

Вдали блеснуло рыжеватое пятно. В первый миг Конрад решил, что ему померещилось, но огонёк не исчезал. Он трепетал среди бушующего мрака, бросая призрачный отсвет на низкие облака.

Змей приободрился и мощнее заработал длинными перепончатыми крыльями, стремясь поскорее достигнуть цели. Ещё несколько мгновений, и чёрные скалы неведомой земли выступили из темноты. Казалось, ночь обнажила клыки в загадочной усмешке. Море кипело вокруг острых каменных зубов. В вышине над ними тревожно шумели низкорослые кривые сосны.

Огонёк, к которому стремился змей, приблизился и превратился в большой костёр, пылающий на травянистой равнине неподалёку от моря. Со всех сторон на этот яркий свет слетались, словно ночные мотыльки, какие-то существа. Конрад узнавал гостей своих сновидений.

Костёр горел в центре гигантского круга, выложенного белыми камнями. Змей начал медленно, плавно снижаться, будто скользя по невидимой спирали. Участники празднества разразились ликующими криками. Косматые, чёрные как угли, уродцы прыгали, хлопая в ладоши. Женщины в белых одеждах и венках приветливо махали руками.

— Почему все так радуются нам? — удивился Конрад.

— Они любят нас, — Августа провела ладонью по растрепавшимся от ветра волосам сына.

Конрад взглянул на мать. Её лицо изменилось, холодно-прекрасные черты ангела проступили сквозь черты земной женщины.

Змей опустился внутри круга, и развенчанный бог ступил на землю. Воздушно-лёгкий и грациозный, он казался воплощением царственного достоинства. Его серебристое одеяние переливалось, подобно волнам, озарённым полной луной. Алыми и изумрудно-зелёными искрами вспыхивали среди колышущихся складок драгоценные камни, отражая огонь костра.

Крики смолкли, и всё сборище почтительно склонилось перед своим повелителем. Сидя на чешуйчатой спине змея, Конрад наблюдал за происходящим. Ему было не по себе.

От толпы отделился и неторопливо приблизился к магическому кругу плотный широкоплечий мужчина в чёрной мантии с капюшоном, скрывающим верхнюю часть лица. Сложив крестом руки на груди, он поклонился с глубоким почтением. Развенчанный бог сдержанно кивнул в ответ. Он стоял в центре круга, охваченный сиянием, в лучах которого мерк свет огня.

— Жрец, — произнёс развенчанный бог нежным звучным голосом, — я привёл к тебе моего сына. Прими его, будь его учителем, заботься о нём. Я не останусь в долгу.

Обернувшись к Конраду, он сделал ему знак подойти. Мальчик соскользнул со спины змея и несмело приблизился. Жрец приветливо улыбнулся. Порыв ветра слегка отогнул край его капюшона, на мгновение приоткрыв лицо — смуглое, с крупным крючковатым носом, густыми бровями и большими тёмными глазами.