Ушел и не вернулся

— Фу, черт! — отшатнулся мужчина. — Да кто его расстреляет, у нас добрые. Посадят, конечно. Ему за решеткой самое место!.. Тянет тебя за язык некстати!

Миловидова заплакала — он нахмурился.

— Алена, перестань!.. Да перестань же! Ну что ты, спрашивается, ревешь? Ведь не на следствии.

— Ты меня разлюбил.

— Здрасте!

— Разве раньше ты так относился? Раньше бы я заплакала — ты бы кинулся утешать, ты бы меня зацеловал… а теперь…

— Нам сейчас только не хватает выяснять отношения! Ну возьми же себя в руки, развела сырость. Оба устали, издерганы, впереди вагон сложностей. Давай не трепать друг другу нервы.

— Как их не трепать! Я все время в напряжении, жутко боюсь что-нибудь выдать, ошибиться. Вдобавок фабричные одолевают. И еще я боюсь… пойми, вот я дождаться не могла этого свидания, приехала… а мы даже ни о чем больше не способны разговаривать, только об одном. Засело в уме как гвоздь… Что-то с нами происходит…

Мужчина помолчал, выпил третью рюмку.

— Когда все минует, Алена, будет как раньше. Лучше, чем раньше. Вместе такое пережить — это связывает крепче крепкого!

Она задумалась над его словами, в сомнении покачивая головой.

— Откуда ты знаешь? А если это будет и дальше стоять между нами? Нам захочется все забыть, чувствовать себя как все люди… А вдвоем мы же не сможем забыть… пока вместе, будем помнить. И если ты пойдешь забываться на сторону?

— А ты на другую?

— Я не знаю. Мне страшно.

Он взял в ладони ее лицо:

— Ленушка, обратная дорога закрыта. Что сделано — то сделало. Обратная дорога — в тюрьму.

— Ой, нет! Нет!

— Надо верить: все будет хорошо. Ведь пока же сбывается! Верно?

— Да, ты удивительно рассчитал.

— Ну вот. И все впереди. Будет тебе сказка. Будет парус.

— И будем счастливы?

— Будем! Что нам люди, что какой-то Горобец? Плюнь! Будем жить как хотим. И будет любовь. Ради этого ты должна выдержать. Ты выдержишь!

С арестом Горобца рабочее место следователя переместилось в горотдел. Здесь же Томин докладывал Знаменскому о новостях:

— Никто из родных и друзей не слыхал, чтобы Миловидов собирался уезжать из города. На прежнем месте жительства его остались кое-какие родственники, но, после женитьбы он с ними почти не общался. Пока все, Паша. Чем богаты, тем и рады… При допросе Горобца я тебе не нужен? Вопрос справа, вопрос слева, темп?

— Я бы не стал на него давить. Подойду сегодня на мягких лапах.

— Смотри, не набиваюсь.

Привели Горобца.

— Опять вам говорю и повторяю: про Миловидова мне ничего неизвестно! Так и записывайте! — с порога объявил он.

— Непременно запишу, но чуть погодя. Сначала давайте уточним круг ваших обязанностей на фабрике.

Повинуясь приглашению Пал Палыча, Горобец сел.

— Моя обязанность заведовать. Если теоретически.

— А на практике?

— На практике весь склад на мне. Даже погрузка часто своим горбом.

— Отчего так? Не хватает рабочих рук?

— Совести у начальства не хватает. Пользуются, что я здоровый как лошадь. Горобец — ко всякой дырке затычка. Оборудование получить — Горобец. Харчи для столовой — опять же Горобец.

— Учет на складе ведете тоже вы?

— На то Захаров есть, инвалид.

— И как он фиксирует поступление ткани из сушильного цеха?

— Обыкновенно, — буркнул Горобец. — Чернилами.

— Понятно, что чернилами, меня интересует процедура. Ведь ткань впервые метруют при передаче на склад. Тут и возникает метраж, который потом учитывается по документам.

— А я при чем?

— А при том, что неучтенные излишки, минуя ваш склад, не реализуешь. Тихо, тихо! — усмирил он вскочившего было Горобца.

— Миловидову поверили, да? — сжал тот кулаки. — Да почему ж вы ему, собаке, верите?! Пускай бы он попробовал чего доказать! Вы ж ничего не знаете!

— Боюсь, доказать он уже ничего не сумеет. Жена рубашку опознала. Кровь на рубашке совпадает с кровью Миловидова. — Пал Палыч положил на стол акт экспертизы, показал, где прочесть. — Заодно прочтите вот эти показания… Теперь эти… И еще эти.

Не нашлось друзей у Горобца. Даже и собутыльников, потому что предпочитал пить один. Досаждал он окружающим своей грубостью, бранчливым нравом. И хотя, действительно, вкалывал крепко, но симпатии ни у кого не вызывал. А во хмелю бывал агрессивен и многих успел разобидеть. Теперь ему припоминали одно худое, возможно, с преувеличениями: причина ареста его, само собой, не утаилась от горожан и бросила черную тень на все его прошлое.

Горобец, предыдущими вопросами настроенный опровергать свою причастность к хищениям, от внезапного поворота разговора потерялся. Кряхтя и постанывая, читал он отмеченные места в протоколах допросов сослуживцев и соседей.

— Ну это уж… Нет, чего говорят, а? Жена ушла по причине побоев. Да она — две лучинки, соплей склеенные, где ее бить? Мать больную она поехала выхаживать!.. Ну люди, ну злыдни…

Дочитав, поднял на Знаменского ошалелые глаза:

— Выходит, я кругом виноват? Он, значит, меня уличил. Я его с умыслом к себе зазвал. И, значит, пустил ему кровь, пока он доказать не успел. Так оно получается?!