– Не так смотришь, – ответил он. Посмотрел на мой жалкий вид, пояснил благодушно: – Ты общечеловек, да? Да еще и этот, как его… тьфу, слово-то какое поганое, интеллигент?.. А это хуже, чем осел с шорами на глазах. Сними шоры, и узрячишь.
Я спросил жалко:
– Рад бы, но… как?
Он посмотрел внимательно, голос построжел:
– Ого, а тебя в самом деле скрутило. В самом деле, говоришь, готов взглянуть и с другой стороны? Другими глазами?
– Да, – сказал я жадно, – да!
Он помолчал, во взгляде было сомнение, губы поджал, некоторое время, как ветер океанскими волнами, двигал морщинами на просторах лба.
– Знаешь, – сказал наконец, – надо ли тебе это вот самое? Живешь себе тихо и спокойно, так и живи. Во многих знаниях много печали. Больше увидишь – хуже спать будешь. Ты хорошо подумай, прежде чем пытаться увидеть мир таким, каков он есть. На самом деле.
Голова накалилась, я изо всех сил старался удержать ускользающую мысль, что, мол, я, как и все в этом мире, живу в плотном тумане всепроникающей информации. Умные и отточенные мысли сыплются со всех сторон, я получаю отграненные мнения экспертов на все случаи жизни по телевизору, Интернету, из газет, журналов, реклам, вывесок, от таких же, как и я, переносчиков жизни из прошлого в будущее, а помимо умных и точно оформленных мыслей, получаю по емэйлу ежедневно пятьдесят самых свежайших шуточек, анекдотов и приколов, уже заботливо отобранных, худшие и слабые отсеяны, только перлы, могу щегольнуть в разговоре, на мобильник сыплются эсэмэски с самой новейшей инфой, тоже тщательно отобранной, проверенной и снабженной умными и точными комментариями, до которых сам никогда бы не додумался…
…но из-за этого мой мозг никогда не работает сам, а только принимает и впитывает готовое, хоть и самое отборное, лучшее, правильное, откомментированное лучшими специалистами, экспертами.
От напряжения в висках нарастала боль, перед глазами поплыла красная пелена, тут же очистилась, мне показалось, что столиков стало больше, но просто глаза привыкли к полумраку, а столики все так же красиво и печально уходят вдаль, это стена отодвинулась, даже не стена, а прежний полумрак, за которым еще и еще столы. И еще.
Я вздрогнул, за соседним столом, где только что сидели молодые ребята в джинсах, сейчас широкие в плечах могучие парни в жилетках на голое тело. Жилетки из грубой кожи, на груди масса металлических блях, да не как попало, а в виде наползающих одна на другую чешуек. Я с холодком на сердце внезапно понял, зачем это.
К их столу подошел мужик в странного вида куртке из овчины, на голове островерхая шапка, бородатый, ногой придвинул стул, его приветствовали хриплыми грубыми голосами. Он проворчал:
– Ну что, есть продвижения?
– Готов «Устав молодого скифа», – ответил один, жилет распахивался на груди, открывая испещренную шрамами кожу. – При переписи многие уже назвались нами.
– Многие, – проворчал мужик. Он грубо ухватил кувшин с вином, плеснул себе в кубок. – Не больше сотни планет…
– Ну так лиха беда начало!
– Да ладно тебе… Ишь, «Устав молодого…». Тут еще и со старым не разобрались. У кого есть наработки?
Они сдвинули головы, шептались, а я в изумлении перевел взгляд дальше, ибо Корчма неуловимо преображается, я затаил дыхание, страшась стряхнуть великое откровение, страшась снова нырнуть в привычный мир, который создан из умело подобранной информации, уютный и пескариный, но на самом деле мир ложный, ненастоящий… А сама Корчма, если попытаться выразить корявым человеческим языком, центр веера миров, краеугольный камень, который был создан Первым, это он отбрасывает тени, называемые вселенными. Только Корчма – настоящее, истинное, а все остальное – тени… Для перехода из мира в мир не нужны звездолеты и дороги в мегапарсеки, нужно чуть иначе посмотреть, под другим углом взглянуть, постараться понять логику собеседника, и оказывается, что твой собеседник – мыслящий спрут или того страшнее…
Я вздрогнул, в самом деле вон там огромный толстый спрут, сытый и довольный, а через миг, когда усилием воли заставил себя вернуться в этот мир, где скифы обсуждают устав, на месте спрута плотно сбитый парень хохляцкого типа, чисто выбритые щеки отливают синевой, подстрижен, выглядит прилично, хотя спрутячье что-то в нем есть, есть.
Сквозь дым и туман снова проступила в дальней стене дверь с надписью «Старая Корчма». Дверь кажется чересчур узкой, не всякий протиснется, ну прямо верблюжье ушко, однако же на моих глазах к ней подошел громадный мужчина, на спине дугой хвастливая надпись «Владимир II», легко вдвинулся, даже не пригибаясь и не подбирая брюха, а когда за ним попытались войти еще двое гуляк, только безуспешно позаглядывали одним глазом, разочарованно пошли обратно.
За любой стол в этой Корчме, как я понял не сразу, можно подсаживаться и подсаживаться: когда растягивается, когда просто удлиняется, а иногда просто идет такими изломанными ступеньками, что забавно и бросается в глаза, но главное, что любой может участвовать в споре, разговоре, и хотя не всякого слышат, но на самые остроумные реплики откликаются во множестве.