Ушкуйник

Дружинник Ждан сегодня был назначен кухарем, дежурным по съестному, поэтому, войдя в покинутое городище, пошёл в показавшуюся ему самой зажиточной избу. Нашёл и репу, и крупы корчагу полную. Заглянул в мясницу и оторопел. Обычно в таких горшках православные люди жарили и тушили мясо, но тут, казалось, какой-то богатырь верзоху расчехлил и афедрон устроил – наложено было дюже знатно. Но никто из дружины Ждана опередить не мог, да и не наделать таких дивных делов человеку, который третий день без маковой росинки. И запах у этого калача бурого был вовсе не таким, каким от нужников веет. Ждан взял длинную деревянную ложку и осторожно ткнул в бок – упругое. Надавил сильнее и оболочка треснула – из неё высыпался сочный фарш: крупа вперемежку с луком и рубленным варёным мясом. Всё ещё недоверчиво, с опаской, Ждан отрезал кусочек и попробовал… Из его голодных глаз хлынули слёзы сытого счастья. Ждан сдержал порыв всё стрескать разом – он помнил о друзьях и понимал, что после поста такой еды лучше много не есть. Больше таких мясных калачей в избе не нашлось. Как быть, чтобы и дружину порадовать, и разделить поровну, да чтоб пошло впрок, а не в заворот кишок? В погребе нашёлся бочонок квашенной капусты и Ждан принялся готовить суп. Он настругал репы, нарвал свекольных листьев, да ещё пшена туда, а когда было уже почти готово, накромсал того странного болванского ёдова. Огромный котёл душисто и уютно бурлил, набирая ароматных сил на всю дружиину. Все ели, да нахваливали. О том, что такое сокта, они уже потом узнали.

Когда ушкуйники наелись, устроились, огляделись, то стали решать, как город назвать. Не под именем же болванов жить?

Ждан предложил назвать в честь Бориса и Глеба, которым обет перед штурмом давали, но тут поднялся старый Курай:

– А ты, Жданко, слыхал ли про то, как охотники Николу Угодника не послушались? Нет-кось? Тогда слушай лучше, пока с тобой люди опытные говорят, – Курай приосанился, устроившись поудобнее. – Значит, жили два охотника – Воладимир и Михайло. Воладимир силки ставил, соболя и зайца добывал, а Михайло утку и белку в лёт бил. Избы у них справные, жёны ладные, хозяйство доброе. Но сошлись они однажды, встретились – каждый мастерством хвалится и так они довольны друг другом оказались, что решили вместе пойти на зверя не простого, а могучего, дабы и шкуру богатую добыть и мяса потом бочонками: чтоб ни метели, ни бурана, ни самума не бояться.

– Ой, а самум – это что ж такое?

– Ты старших-то не перебивай! Вот пойдём когда на море Хвалынское, то узнаешь, – другие ушкуйники постарше одобрительно закивали. – А Володимир с Михайло, значит, уже в походе. День бредут дорогой торной, да тороватой, другой бредут, третий и приходят к перекрёстку. Вроде бы не было его раньше? Стали думать, соображать, куда, значит, идить-то теперь – направо аль налево? И тут навстречу им странник, дедушка седой, но видно, что крепкий. Подошёл и по именам обращается: «Здравствуйте, ловкий Владимир и разумный Михаил! Вы к болоту дальнему путь держите, чтоб зверя добыть могучего и с его мясом пережить любой буран аль самум, а его богатой шкурой удивить купцов заморских? Тогда идите направо, потому что на левой дороге змея люто ядовитая лежит и всех смертью страшной карачунит. Дорога направо хотя и дальше, хотя и закавычней, но ею вы вернее придёте. Поняли-ль, милки?» Те оба два кивнули.

Тогда старец их перекрестил и восвояси пошёл, но куда свернул, путники не разобрали – будто прямо на развилке в воздухе растаял.

– То Никола Угодник был?

– Он самый. Охотники этого, правда, не поняли. Удивились они сперва, мол, какая такая гадюка может нам, двум ловким и разумным охотникам вред нанести? У нас и дротики длинны, и луки туги, и стрелы калёны, и ножи точёны! Да мы её одним каблуком сапога сафьянного растопчем, да белой ручкой в трясину забросим! Спасибо деду за совет добрый, но нам тута нечего шопериться и лишние вёрсты мотать – мы налево, напрямик.

Пошли налево, тем самым лесом – а дорога хороша! Даже голова закружилась от песен птиц певчих, да ветер в спину дует, солнце светит… И как вошло в зенит-то солнце, так видят – на дороге ларь лежит! А ларе том жемчуга да яхонты, безанты золотые да гривны полновесные – самим ни в жисть не прожить, как ни гуляй! Но тут оба и ахнули – не сдвинуть даже ларь тот, не то, что домой тащить. Как быть? Подводу надо! Но и ларь посреди дороги не бросить – вдруг пойдёт какой куролес попроворней? Михайло и говорит Володимиру: «Вот, значит, почему дед тот ушлый от пути-то левого отваживал!». Володимир и рад вторить: «Видать, сам тот ларь раздобыл, а теперь боится, что двое сильных и ловких ему и медяка не оставят. Нет бы сразу сказал – втроём-то, глядишь, хоть как-нибудь бы…» Михайло перебил: «Ладно уж, чего там. Вдвоём тут уж думать нечего – подводу надо. Ты пошустрее меня, так беги скорей до хаты и вертайся взад с лошадкой, а я покамест покараулить буду. Да попроси жену мою, красавицу, чтоб хлеба спекла».