Ушкуйники Дмитрия Донского. Спецназ Древней Руси

К Трубчевску московское воинство вышло о полден. Мороз отпустил, и солнечные лучи, перебегая по железу доспехов и оружия, разглаживали морщины боевого гнева на обветренных лицах дружинников. Ратиться не хотелось совсем, не хотелось и думать о том, что вот-вот взревут полковые трубы и обагрятся дымящейся русской кровью оснеженные валы и заиндевелые стены русского же города. А потому, когда, отчаянно заскрипев, крепостные ворота выпустили в поле горстку осажденных, по дружинам прошел веселый ропот. Впереди, блистая золотом облачений, шло местное духовенство. Выехавшие встречь брянцам главные московские воеводы, соскочив с коней, под одобрительный гул воинства приложились к несомой священниками иконе, а потом по очереди крест-накрест обнялись с высоким витязем, статью и повадкою удивительно схожим с Андреем Полоцким.

– Дмитрий Ольгердович! – прошелестело по рядам. Сын преславного литовского воителя и сам изрядный воевода, брянский князь не выстал на брань с единокровным братом и перешел с дружиной своею под твердую руку Москвы. Раскрасневшись от морозца и волнения, он делает приглашающий жест: входите в город, братья, отведайте наших хлеба-соли – ведь одного, русского, корня мы дети суть!

И никто в этот миг не ведал, что в сей часец в ином углу Святой Руси вершится еще одна бескровная победа Москвы. Не уведают и потомки о великой жертве рязанского князя Олега Ивановича, на которую подвигнул его троицкий игумен Сергий. Вот он сидит на широкой лавке в жарко натопленном укромном покое и мудрыми, глубоко запавшими глазами – снежный путь от Маковца до Переяславля-рязанского вельми нелегок оказался и для навычного к пешим походам Сергия – молча глядит на владетеля южной украйны Руси. Главное монах уже сказал: достоит-де ему, Олегу Ивановичу, войти в дружбу с Мамаем и, сулясь на словах помочь татарам супротив Москвы, на деле заступить дорогу к Орде Ягайле, который, слышно, союзен Мамаю.

Подбористый, сухощавый князь мерил горницу стремительными шагами, заметно прихрамывая на левую ногу. Наконец пал на резное кресло супротив Сергия. Поморщившись от боли, положил ладонь на ногу ниже колена.

– Воззри, отче! – голос Олега Ивановича взволнованно дрожал. – Шесть годов не заживает рана от бесерменского копья! Да и иных прочих татарских отметин на теле преизлиху! Токмо не в них – в сердце главная ордынская отметина! Сплю и вижу, как сбросить с Руси тяжкое ярмо. Не рядиться, а ратиться с Мамаем надобе!

Князь бешено топнул увечной ногою. Переморщившись, домолвил потише:

– На этом месте год назад чураки дымились. Пожгли нехристи Рязань. А я – кумиться с ними? Пущай и понарошку. Да ить народ-то меня Святополком окаянным взаправду назовет, не шутя!

– И диаволовым советником, и сотонщиком льстивым, и еще как‑нито похуже! – продолжил Сергий. – Княже! На великую жертву зову я тебя, ибо, кажется, нет горше мысли, что и в грядущих веках будут честь великого князя рязанского потомки переветником русского дела. Но не горше ли во сто крат зреть погибель языка нашего? Не Орда идет на Русь! За Ордою – фряги и прочая нечисть, алчущая охапить весь тварный мир до скончанья веку! Им-де предназначено править языками и народами в древние еще времена! И хоть прикрываются они латынскою ересью, то диаволом заповедано! Он им отец по слову Господа нашего, Вседержителя!

Вонми, сыне! Грядет битва, в коей каждому из нас, живущих ныне, приуготовлено свое место. И ты, и я, и Дмитрий Иванович, и иные прочие для того токмо и на свет родились! И досюльная жизнь была лишь приуготовлением ко грядущей жертве. Тебе Господь определил, быть может, самую тяжкую долю. Но и воздастся тебе в горних чертогах за боль и за муку!

Долго еще беседовал в тот день преподобный с князем. Все зримее вырисовывался перед Олегом Ивановичем безжалостный заговор против Руси, и все мельче казались ему собственные обиды и горделивые чаяния, покуда не растворились без остатка в святой воде родника с названьем «долг». В самом конце беседы, отрешившись от высоких мыслей, князь скупо улыбнулся:

– А спутник твой, отче, на чернеца мало похож. Стать богатырская! Александром его кличут?

– Так наречен он в монашестве. В миру же был он боярским сыном Пересветом. – Сергий поднял построжевший взор на князя: – И его жертва такоже впереди – на ратном поле…

Глава 13