Ушкуйники

Главным этажом в замке считался второй (из внутреннего двора туда вела крытая галерея), где располагались капелла, зал Капитула, спальня для братьев, трапезная и данцкеры – уборные. На первом этаже размещены были хозяйственные помещения, в подвалах хранились продукты питания и необходимое снаряжение для обороны. Всегда прохладный и сухой третий этаж был отведен под зернохранилище.

Вокруг замка пленные пруссы вырыли в свое время глубокий ров с водой, а во внутреннем дворе – не менее глубокий колодец. К внутреннему кольцу крепостной стены примыкали госпиталь, приют для престарелых ветеранов ордена (герренфирмария), большой амбар и другие постройки. Когда в 1309 году Генрих фон Плоцке объявил Кёнигсберг своей резиденцией, поверх больших погребов для него возвели маршальский дом с канцелярией, с жилыми и служебными помещениями.

Сейчас маршал направлялся к восьмигранной башне Хабертум, под которой находились казематы для преступников и особо опасных врагов ордена. Спустившись по крутой винтовой лестнице в подвал, Генрих фон Плоцке продолжил путь по узкому подземному ходу уже в сопровождении стражника, освещавшего дорогу факелом. Подобных ходов под Кёнигсбергом было много: они вели во все уголки Альтштадта и даже за его пределы. Ходы начинались прямо из стен башен и далее, периодически разветвляясь на второстепенные коридоры, шли к основной подземной галерее, где, наконец, пересекались и образовывали хитроумный лабиринт с комнатами, залами и тайниками, предназначенными для хранения тевтонских сокровищ.

Когда маршал остановился перед массивной железной дверью, стражник снял со связки нужный ключ и с лязгом отомкнул ее. Шагнув вперед, Генрих фон Плоцке оказался в узилище, скудно освещаемом вставленной в зазор между каменными глыбами лучиной. Впрочем, по сравнению с другими камерами, где содержались узники, эта выглядела не в пример лучше: помимо деревянного ложа с ворохом тряпок здесь имелся еще и большой стол, уставленный сосудами, необходимыми в работе магов и колдунов.

Дверь за маршалом гулко захлопнулась, и он остался наедине с узником. В тусклом свете лучины Генрих фон Плоцке с трудом различил несчастного. Тот выглядел сущим дикарем, ибо зарос волосами и был грязен и оборван до невозможности. В камере стоял тошнотворный запах немытого тела и нечистот, и маршал мысленно посетовал, что не догадался воспользоваться перед посещением узилища ароматическим маслом, привезенным ему накануне крестоносцами из Палестины.

Впрочем, отменное обоняние являлось в те времена скорее недостатком, нежели достоинством, а уход за телом и вовсе приравнивался к греху. Христианские проповедники призывали прихожан носить исключительно ветхую одежду и ни в коем случае не мыться, ибо только так, по их заверениям, можно было достичь духовного очищения. К тому же, вещали они, во время омовений с тела человека смывается святая вода, которой его облили при крещении. В итоге, следуя примеру самих монахов и монахинь, христиане либо не мылись годами, либо не знали воды вообще. На чистоту смотрели с отвращением, а вшей называли «божьими жемчужинами» и считали признаком святости.

– Пришел, мучитель… – прохрипел узник. – Да поразит тебя Свайкстикс![57]

– Прусские боги давно уже почили подобно смертным, колдун, – сухо ответил маршал. – Так что можешь не рассчитывать на их помощь.

Узник вдруг захохотал. Да так страшно, что даже у видавшего виды Генриха фон Плоцке мороз пробежал по коже.

– Замолчи! – громыхнул он зычно. – Иначе тебя опять поджарят на угольях как свинью!

– Но если ты не боишься моих проклятий, тогда почему держишь меня на цепи? – ехидно полюбопытствовал колдун, отсмеявшись, и нарочито громко потряс длинной цепью, тянувшейся от его лодыжки к вбитому в стену массивному крюку.

Маршал, сделав вид, что не расслышал его вопроса, бесстрастно произнес:

– Ты звал меня. Зачем?

Колдун снова рассмеялся. А потом злорадно сообщил:

– Звал, верно… Но не потому, что соскучился. Просто хотел сказать тебе, фон Плоцке, что время твое вышло! – Голос прусса зазвучал торжествующе: – Христианский бог внял просьбе литовских богов, и дни твоей жизни отныне сочтены!

Маршал невольно вздрогнул и поежился. Несмотря на крепость веры, после участия в одном из Крестовых походов он засомневался в простоте устройства этого мира.