Разыгравшийся шторм оказался гораздо сильнее того, что довелось испытать ушкуйникам в начале похода, но, по счастью, он закончился столь же быстро, как и налетел. Темные брюхатые тучи даже не успели разрешиться бременем до конца: так и унесли в своих чреслах непременный в подобных случаях ливневый дождь дальше. Но пассажирам шнеки легче от этого не стало. Ибо, едва небо прояснилось, кормчий Замята угрюмо сообщил, тыча пальцем в сторону горизонта:
– Пропали мы, кажись, братцы…
Стоян оглянулся по сторонам. Их шнека качалась на все еще крутой волне посреди бескрайнего моря одна-одинешенька – поблизости, насколько хватало глаз, не было видно ни одного ушкуя. Замята не смог справиться с непривычным рулевым веслом, и шнеку снесло в открытое море. Но это было еще полбеды. К ним приближались четыре больших судна с начертанными на парусах черными крестами тевтонцев.
Глава 7. Ристалище
Все случилось именно так, как и предполагал Генрих фон Плоцке. Во время пира, устроенного по случаю турнира, изрядно подвыпившие рыцари продолжили выяснение отношений, и оно едва не переросло в кровавую потасовку. Правда, маршал еще загодя приказал – причем в безапелляционной форме – им всем разоружиться, но в качестве столовых приборов рыцари по обыкновению использовали большие и острые ножи, с которыми управлялись не хуже, чем с мечами.
Закоперщиком ссоры выступил, естественно, Бернхард фон Шлезинг (и здесь маршал как в воду глядел!). А вот Завиша из Гур, с виду сдержанный и рассудительный, повел себя несколько неожиданно: выяснилось, что гонор у него в некоторых ситуациях берет верх над благоразумием. До рукоприкладства и поножовщины дело, по счастью, не дошло, но Генрих фон Плоцке готов был тем не менее вырвать из своей рано начавшей лысеть головы последний клок волос. Воистину, добрыми намерениями вымощена дорога в ад!. Он-то хотел подарить рыцарям и горожанам праздник, а в итоге получил свару, могущую обернуться членовредительством среди участников похода на Литву.
Обреченно вздохнув, маршал подозвал к себе герольда и шепнул ему что-то на ухо. Тот понимающе кивнул, подошел потом к судьям турнира, перекинулся с ними несколькими словами и в итоге с торжественным видом продефилировал на средину трапезного зала.
– Слушайте все! – Натренированный голос герольда заглушил шум перебранки. – Доблестные рыцари и оруженосцы, от имени сеньоров-судей объявляю: каждый желающий принять участие в продолжении турнира должен прислать завтра на двор судей свои знамена и шлемы с гербовыми фигурами, дабы сеньоры-судьи в час пополудни могли начать составлять списки участников!
Притихшие было рыцари вновь загалдели, но теперь уже в радостно-восторженном возбуждении. Ненависть их друг к другу мгновенно улетучилась, и пирушка продолжилась почти уже в дружеской атмосфере.
А следующий день ознаменовался очередной пышной процессией, где яркость и пестрота рыцарских одежд и их знамен напоминали с высоты птичьего полета цветущий весенний луг. Графы и бароны доверили свои родовые знамена шамбелланам[81], личные знамена рыцарей-тевтонцев развевались над их же головами, пенноны (скаковые знамена) вручены были первым слугам, шлемы-баннере[82] несли оруженосцы, а шлемы прочих участников предстоящего ристалища – их друзья из дворянского сословия. Котты (плащи, предохранявшие доспехи от возможного дождя и повторяющие цвета герба владельца) поражали воображение изысканной вышивкой золотыми и серебряными нитями. В накидках дестриэ, расписанных геральдическими знаками и девизами, преобладали желтый и красный оттенки.
«Зачинщиками» ристалища выступили Бернхард фон Шлезинг и рыцарь-госпитальер Адольф фон Берг, а в роли «защитников» – Завиша из Гур и (к удивлению многих) госпитальер Людвиг фон Мауберге. Видимо, у последнего были личные счеты с кем-то из тевтонцев.
Предписанное правилами турнирного кодекса представление судьям участников грядущего ристалища закончилось довольно скоро. Затем та же кавалькада в полном составе втянулась во внутренний двор замка, и вино в пиршественной зале вновь потекло рекой. Теперь все рыцари были любезны и обходительны друг с другом, оставив выяснение отношений до следующего дня. Лишь Завиша из Гур был хмур и малоразговорчив: его обуревали мучительные мысли, где найти еще двух человек для своей команды.
За количественный состав защитников отвечали их предводители. Причем если зачинщики вправе были выставить сколько угодно рыцарей, то защитники – непременно равное с ними число бойцов. До сих пор никто из тевтонцев не дал согласия встать под знамена Завиши и Людвига фон Мауберге, и, если защитникам придется выступать в ослабленном составе, поражение неизбежно. Будучи не в состоянии представить свою команду поверженной, самолюбивый поляк места себе сейчас не находил.