Ушли, чтобы остаться

Про себя инспектор подумал: «Если непревзойденный Малышев желает шлифовать свои номера, то сколько же часов ежедневно надо репетировать молодежи?..»

– Маэстро, дайте верхнее ля! – попросил клоун скучающего в оркестровой ложе трубача и, когда труба пропела, добавил: – Премного благодарю!

Малышев сделал кульбит, задний «бланш», затем «флажок» на одной руке, прошелся колесом и с возгласом «ап!» встал на ноги.

Вокруг манежа прокатился восторженный вздох.

Не позволяя себе остынуть, оставляя товарищей в ожидании небывалого, настраиваясь на необходимую волну, Виталий Сергеевич стал показывать работу, которую в цирках всех стран называют экстраклассом.

– Оп ля!

И артисты за манежем, кто не напрасно ест свой нелегкий хлеб, подались вперед.

– Оп ля!

Парик у Малышева встал дыбом, из ушей полились струйки.

– Оп ля!

Окружившие манеж дружно и искренне захлопали, кричали «браво».

Клоун в рыжем парике продолжал нанизывать на невидимый стержень гирлянду трюков буффонады с элементами акробатики. Казалось, Малышев импровизирует, ничего не приготовил заранее. И артисты дружно зааплодировали: чем же еще могли они наградить товарища? Ведь аплодисменты взыскательных, много умеющих, десятки лет работающих в цирке для их собрата по искусству дороже всего.

Лепя последние «крючки», Малышев неожиданно сник, замер, глаза потухли, и в цирке возникла тяжелая тишина, в которой слышался рык зверей. Никто не догадался, что просто-напросто Малышев вспомнил, что за барьером нет Ирины, дорогая женщина на Урале отмечает очередной замужество.

Сказка кончилась. В центре манежа, опустив плечи, стоял не бескорыстно и щедро даривший веселье клоун, а одинокий, обсыпанный опилками, в мешковатом одеянии, с рыжей шевелюрой грустный немолодой человек…

Минуло около семи лет, и Будушевская встретилась с Малышевым в столице кавказской автономной республики: актриса не догадывалась, что это произошло благодаря упорству клоуна – когда комплектовали программу, Виталий Сергеевич настоял включить в нее воздушную гимнастку Ирину Будушевскую.

– Она сменила жанр, – ответили клоуну, – давно не работает воздух и каучук[9], подготовила номер дрессированных собачек.

– Запишите к нам, – упрямо повторил Малышев.

– Но в вашей программе уже есть животные – кони, львы.

– А собачек нет. Надо заботиться об утренниках: дети души не чают в собачках.

Во время встречи Виталий Сергеевич никак не мог справиться с дрожью в руках, голосе, первым бросился на вокзале к нужному вагону, протянул руку актрисе и постеснялся обнять.

За годы разлуки Ирина Казимировна, понятно, изменилась внешне, но для Малышева она оставалась прежней, какой была до войны. В гостинице Виталий Сергеевич прочел в глазах актрисы усталость, которую невозможно скрыть строгой диетой, косметическими ухищрениями, – перед клоуном сидела, чуть сутулясь, дама в годах, с морщинками под глазами, пополневшая в бедрах.

– Я очень постарела? – тихо спросила Будушевская.

Малышев затряс головой:

– Ничуть!

– Не лукавь, уж я-то знаю, что не похожа на прежнюю, безжалостные годы берут свое. Сколько не виделись? Целую вечность. – Ирина Казимировна с трудом сдерживала слезы – не забывала, что плакать значит рождать новые морщины.

О том, как жила, не рассказала, а Малышев не спрашивал, Будушевская проговорилась, когда явилось плохое настроение – причиной стала болезнь одной из солирующих в номере собачек, неповиновение других. Расстроенная актриса разрыдалась:

– Не можешь представить, какая я несчастная – второй такой нет на целом свете! Многие завидуют, что не теряю форму, полна сил, куража, без которого нельзя выходить в манеж, высокой ставке и не подозревают, как мучительно быть одной. У ровесниц давно выросли дети, появились внуки, имеется собственный дом, а у меня… – не договорив, Будушевская обвела потухшим взглядом тесную, давно требующую ремонта гардеробную.

«То, что сказала, могу о себе повторить я, – подумал клоун. – Кто виноват, что оба одиноки? Судьба-мачеха? – на ум пришла предерзкая мысль немедленно, не откладывая, выложить то, что хранится в душе, требует выхода: – Не будет ли смешно признаваться в непогасших чувствах в мои годы? Да и нужен ли я ей?»

И он промолчал. Когда актриса успокоилась, постарался отвлечь от грустного, предложил поправить макияж и рассказал довольно смешной анекдот.

С той поры дрессировщица собачек и клоун уже не расставались, для этого Малышеву приходилось идти на различные ухищрения, убеждать в главке, что номер Будушевской необходим лично ему по творческим соображениям.

– У меня два номера сорвутся, если не будет собачек Будушевской! На подходе еще одно антре с участием четвероногих Ирины Казимировны. Ко всему актриса помогает в дрессуре моего гуся, доводить до дела кота. Без актрисы мне не обновить репертуар, не буду расти творчески!

Малышев дошел до самого министра культуры, кто не раз в докладах, статьях о цирке хвалил клоуна, но лишь заикнулся о просьбе не разводить его с Будушевской по разным программам, как высокопоставленное лицо перебил: