Ушли клоуны, пришли слезы…

— Я в этом убежден, — сказал швед. — Видите ли, поиски нового оружия для Soft War идут во всем мире, и начались они, когда политики уяснили себе, что необходимо вырваться из атомной спирали; а значит, пять-шесть лет тому назад. Вот сколько времени прошло, пока не было найдено это вирусное оружие. Из законов вероятности и логики неумолимо следует, что кто-то когда-то и где-то снова столкнется с вирусом, обладающим сходными свойствами. И еще с одним. И так далее. Что я хочу этим сказать? Ни в коем случае вы с вашим вирусом не останетесь тем одним-единственным, кто дает одной из супердержав оружие, с помощью которого она на веки вечные останется номером один. Однако в данный момент вы в фокусе всеобщих интересов, и все попытки шантажа и террор будут направлены, увы, против вас. — Беллман опять неприятно ухмыльнулся. — Ибо то, что у вас в руках, воистину идеальный вирус для Soft War. Когда я услышал, что он вызывает: теряется инстинкт агрессивности — никто ни от кого и ни от чего не защищается!.. Теряется способность критической оценки событий — инфицированный бездумно перенимает чужое мнение!.. Если хватить через край, можно сказать: инфицированный Горбачев стал бы бороться за интересы Уолл-стрит, американского образа жизни и демократии, а инфицированный Рейган — за мировую революцию и за то, чтобы пролетарии всех стран соединились. Ваш вирус сохраняет человеку кратковременную и долговременную память, он всего лишь гасит эмоции при воспоминаниях. Сумма знаний сохраняется в той же мере, что и работоспособность. Более того: вирус способствует обострению интереса к избранному роду деятельности, помогает добиться наивысших для себя результатов. Можно ли представить себе что-нибудь более эффективное? Теперь вам ясно, в каком положении вы оказались?

Барски кивнул.

— Так ясно или нет?

— Да, господин Беллман.

— Вид у вас… какой-то отсутствующий. О чем вы думаете?

— О биохимике Эрвине Чаргаффе, — сказал Барски. — И о том, что он однажды написал.

— Я знаком с его книгами. Какая именно мысль вспомнилась вам, доктор?

— Вот эта: «Ни один вид духовной деятельности не наделен столь противоречивыми чертами, как естествоиспытание. Искусство, поэзия, музыка реальной силой не обладают. Невозможно использовать их или злоупотреблять ими. Если бы оратории были способны убивать, Пентагон уже давно занялся бы музыковедением».

— Ну, Soft War нельзя назвать убийством в прямом смысле слова, — возразил Беллман.

— Это хуже, чем убийство.

— Тут вы, безусловно, правы, — проговорил Беллман, и на лице его в который раз появилось выражение безнадежного отчаяния человека.

Книга третья

1

Сандра была мертва.

Ее нашли в кустах парка Клайн-Флоттбека, эльбского предместья Гамбурга. На теле обнаружили сорок восемь ножевых ран. Сандре было десять лет. Ее убийц звали Клаус и Петер. Клаусу одиннадцать, а Петеру четырнадцать лет. Днем двадцать шестого сентября их допрашивали в уголовной полиции. Они успели уже проболтаться в школе и после ареста сразу во всем признались.

— Мы хотела поглядеть, как она умрет, — сказал Клаус.

— Да, как девчонка откидывает копыта, — добавил Петер. — Мы об этом давно мечтали.

Примерно в это же время Такахито Сасаки, японец хрупкого телосложения, проговорил:

— Я пригласил вас в комнату Яна, потому что должен кое-что вам сказать. Немедленно. Прямо сейчас.

Он сидел за большим столом в кабинете Барски на четырнадцатом этаже здания больницы имени Вирхова. Здесь же находились Харальд Хольстен, Александра Гордон, Эли Каплан, Барски и Норма. Оба последних вместе с Елей, старушкой Милой и Вестеном вернулись из Берлина дневным рейсом. Накануне вечером Норма в присутствии Вестена и Барски подробно рассказала криминальоберрату Сондерсену о встрече с конфликтологом Беллманом. Они пришли к выводу, что исследовательской группе в Гамбурге сообщать об этой беседе не следует — чтобы предотвратить возможное предательство. Сондерсен был сдержан, немногословен. Как он поступит теперь, когда он знает все, подумала Норма. Ей с трудом удавалось сосредоточиться. Мысли ее постоянно возвращались к событиям в Берлине. Пусть и всего на несколько секунд. За несколько секунд подчас удается продумать очень много.

Сондерсен внимательно посмотрел на нее:

— Вас, фрау Десмонд, интересует, что я намерен предпринять?

— Да.

Они снова сидели в холле номера Вестена в «Кемпински».

— Пока не знаю. Мне необходимо проконсультироваться с Висбаденом. В одной из моих машин есть блокировка, так что разговор не подслушают. Извините меня пожалуйста! — и он уходит.

Барски смотрит прямо перед собой невидящими глазами.