Ушли клоуны, пришли слезы…

— А потом она умерла, — ответила Еля. — Но даже это не самое страшное. Перед смертью, перед самой-самой, у нее было что-то вроде видения, сказал диктор. Уже в полном отчаянии она вообразила, что добралась до воды и вот-вот поплывет. И начала загребать лапами, будто поплыла. Вот так и умерла, плывя в горячем песке.

Еля отодвинула в сторону бутылку кока-колы.

— И об этой черепахе ты написала Рейгану и Горбачеву? — спросила Норма.

— Да, — сказала Еля. — Я написала обо всем, что рассказала вам, — только от лица черепахи. Я объяснила Горбачеву и Рейгану, что я умираю, потому что я заболела, я отравилась в воде и не могу теперь найти дороги к морю. И попросила обоих не делать больше атомных бомб, чтобы черепахи не умирали такой страшной смертью, и чтобы другие животные тоже не умирали, и люди, конечно, тоже. Это вроде бы моя черепаха рассказала все одной птичке из норы, а та все записала и отнесла письмо Горбачеву и Рейгану. А в конце письма птичка приписала:

«Записано со слов умершей черепахи. По ее поручению и с наилучшими пожеланиями и приветом

Птица с атолла Бикини».

20

Магнитофонная запись рассказа человека, носящего в этой книге имя Ян Барски.

В это воскресенье меня задержали в институте, и поэтому я очень опоздал на причал у Девичьего спуска, где меня ждали Норма Десмонд и Еля. Но на «Розенбек», который отходил в двенадцать пятнадцать, мы все-таки успели. Билеты я купил заранее, и правильно сделал, потому что на сегодня билеты на все прогулочные суда были проданы. Наш столик оказался у окошка, но Еля сразу нашла новых друзей и побежала с ними на капитанский мостик, где капитан принял их вежливо и дружелюбно. Мы прошли под Ломбардским мостом и под мостом Кеннеди, направляясь к полноводной Аусенальстер, и когда наше судно мягко скользило мимо стоящих почти у самой воды вековых деревьев в Уленхорсте, я пересел на свободное место рядом с Нормой. Столик был маленьким, плечи наши соприкоснулись. Она отстранилась; я близко увидел ее красивое загорелое узкое лицо, странное пигментное пятнышко на белке правого глаза, ее коротко остриженные блестящие черные волосы и подумал о том, какая она смелая, какая откровенная и умная, а мелкие морщинки в уголках глаз напомнили мне, что у моей жены были точно такие же и что делались чуть глубже, когда она смеялась. Конечно, я думал о Бравке, сидя так близко от Нормы, она же почти наверняка думала о Пьере. На воде Аусенальстер появилась легкая рябь. Мы прошли по каналам до самого Рондельного озера, мимо белых вилл и больших садов, спускавшихся к самой воде. В садах цвели яркие осенние цветы; я испытывал чувство все возрастающего счастья — и вместе с тем меня охватывала безотчетная грусть, такого острого переживания у меня после смерти Бравки не было ни разу.

Норма посмотрела на меня и сказала:

— Спасибо, что пригласили меня на эту прогулку.

— Это нам с Елей надо вас благодарить, — ответил я.

Мимо проплывали все новые виллы, все до одной белые, большинство с балконами, колоннами, очень большими окнами и широкими лестницами, ведущими ко входу на втором этаже. Сколько зелени вокруг них, сколько зелени! На Норме были светло-синие брюки и белая блузка с открытым воротом, я увидел у нее на шее тоненькую золотую цепочку с зажатым между двумя стеклышками от очков листком клевера — талисман, наверное.

— Какая у вас Еля милая девочка. И толковая, — похвалила Норма. — Она рассказала мне о письме, которое отправила Рейгану и Горбачеву от имени бедной черепахи. Конечно, оно не поможет…

— Конечно нет, — согласился я. — Точно так же, как и остальные двести двадцать пять тысяч детских писем.

«Розенбек» сделал круг по Рондельному озеру, и мы досыта нагляделись на шикарные виллы в садах, а потом вошли в Гольдбек-канал, оставив за кормой Бельвю и другие мосты. По берегам канала — загородные дома гамбуржцев, большие и поменьше, а ветви деревьев свешивались прямо в воду. Некоторые из них почти касались бортов нашего судна.

Вернулась Еля и сразу присела к нам, забыв о приятелях.

— Мамочке понравилось бы, — вдруг выпалила она.

— Да, — сказал я.

— Но теперь с нами фрау Десмонд, — продолжала Еля. — Я считаю, что она — суперкласс!

— Ты тоже суперкласс, — улыбнулась Норма и погладила мою дочь по голове, а та возьми и спроси ее:

— Вы выйдете замуж за Яна?

От неожиданности я даже растерялся, не то что смутился, но Норма продолжала гладить Елю по волосам и ответила спокойно и просто:

— Нет, этого я не сделаю, Еля.

Судно вошло в очень узкий канал, и вскоре мы оказались на большом Парковом озере. Куда ни бросишь взгляд — вокруг зеленые еще луга, сплошь поросшие цветами, а за ними рощицы, буковые и кленовые. На пушистой траве устроились отдыхающие, многие в купальных костюмах: хотя вода уже холодная, загорать можно вполне.

— Ян говорил, что вы живете теперь совсем одна, — сказала Еля.

— Верно, — ответила Норма.