Ушли клоуны, пришли слезы…

— Я остался в живых благодаря случайной прихоти Геринга. Даже перед Гитлером я не склонил головы, — сказал Штайн.

— Я знаю, — кивнул Сондерсен.

— Не может быть, чтобы люди, устроившие кровавую бойню в цирке «Мондо», оказались более страшными преступниками, чем были Гитлер или Геринг. Вы со мной согласны, господин Сондерсен?

— Да, это трудно себе представить, — сказал сотрудник ФКВ.

— А если бы и так, мы бы им все равно не подчинились, — подытожил Штайн. — Не будем забывать: эти люди — кто бы они ни были — уверены, будто нам известно гораздо больше, чем мы знаем на самом деле. Не то они постарались бы уже расправиться с фрау Десмонд, правда?

— Да, — сказал Сондерсен. — Вы правы.

— Вот что… Дадим им понять: если хоть волосок упадет с головы фрау Десмонд, все собранные ею факты и свидетельства станут достоянием общественности через третьих лиц. Это подействует устрашающе, да?

— Будем надеяться, — медленно проговорил Сондерсен.

И встал. Остальные тоже поднялись со своих мест. Штайн протянул Сондерсену руку:

— Благодарю вас, — и с трубкой во рту проводил гостей до двери.

Оставшись в одиночестве, пожилой господин вернулся к своему письменному столу и в который уже раз прочел слова из рузвельтовских «Четырех свобод»: «В будущем, к которому мы стремимся, мы с радостью увидим мир…»

А трое его недавних гостей шли по широкому коридору в сторону двух скоростных лифтов. Ханске извинился: надо подняться к себе в кабинет, где назначена встреча… Норма и Сондерсен неожиданно остались вдвоем на площадке перед лифтами, которые никак не желали останавливаться на этом этаже. В коридоре тоже никого не было.

— Господин Сондерсен, — сказала Норма, — что вас так тревожит?

Он не ответил. Мимо них бесшумно скользнули вниз один за другим два лифта.

— Я как будто задала вам вопрос, господин Сондерсен.

— Я не глухой, фрау Десмонд.

— Однако ответом меня не удостаиваете.

Снова скользнула вниз пустая кабина.

— Почему вы отмалчиваетесь, господин Сондерсен?

На редкость моложавый для своих лет мужчина — с его разочарованным в своих надеждах отцом Норма познакомилась много лет назад в Нюрнберге — посмотрел ей прямо в глаза. Норма этот тяжелый взгляд выдержала. Вниз постоянно спускались пустые кабины. В коридоре по-прежнему ни души.

— Знаете, я очень люблю фильмы Вуди Алена, — проговорил наконец Сондерсен.

— Я тоже, — сказала Норма. — Но какое отношение…

— Не торопитесь! — Сондерсен вскинул по привычке руки и снова опустил их. — В одном из фильмов герой Вуди Алена говорит такие слова: «Я еврей. Но объяснить это я могу».

— Страшные слова.

— Вы спросили, что меня тревожит?

— Да, и повторила вопрос?

— Меня кое-что угнетает, — тихо проговорил Карл Сондерсен. — Я не могу этого объяснить.

19

— Красивые туфли, а? — сказала Еля.

— Очень красивые, — согласилась Норма.

— Из всех моих туфель — самые красивые!

— Они правда прелесть. Папа купил их по секрету от тебя, поставил у кровати, и сегодня утром ты их нашла?

Девочка радостно улыбнулась.

— Да! Он-то, конечно, знал, что я о них мечтаю! Когда он провожал меня в школу, мы проходили мимо обувного магазинчика — они там стояли прямо в витрине. Ну, и я несколько раз показывала ему их. И говорила еще: «Посмотри, Ян, на эти вот синие туфельки с белой пряжкой, я на них просто насмотреться не могу, до того они красивые». Но чтобы он купил их мне, никогда не просила. Правда! А ведь до смерти хотелось, чтобы он сам догадался. А сегодня утром я проснулась, и они стоят у кровати! Ян уже уехал в институт, а Мила сказала мне, что папа купил их специально для прогулки по каналам. Знаете, как давно я мечтала об этом! А тут и туфли, и прогулка! Классно! А туфли мне в самый раз. Вот посмотрите!

Маленькая черноглазая девчушка с черными волосами прохаживалась взад-вперед перед Нормой.

— И не жмут нигде, и не давят. Мила рассказала, что Ян прихватил в магазинчик другую пару, которую я ношу, чтобы они не перепутали размер. Я ведь расту. И поэтому папа положил в коробку записку: «Это твои выходные туфельки. Если не подойдут, возьмем на размер больше». Мой папа — самый милый на свете, правда?

— Да, — ответила Норма. — Самый милый.

— Только он всегда занят. Или в отъезде, — сказала девочка. — Конечно, со мной Мила. Я ее тоже очень люблю, но это совсем другое.

— Да, совсем другое, — согласилась Норма.

Светило солнце, и они сидели в «Альстерском павильоне» у Девичьего спуска, неподалеку от причала для речных прогулочных судов. Кругом было много весело улыбающихся прохожих, к причалу подходили и отходили большие и маленькие катера. Норма и Еля, одетая в светло-синее платье с белым воротничком и белыми манжетами, целых полчаса ждали здесь Барски. Он попросил Норму заехать за Елей, поскольку ему предстояло еще задержаться в лаборатории.

Дверь Норме открыла Мила.

— У Яна всегда так, — говорила гостье девочка. — Только утром, за завтраком, его и вижу. Если повезет и я не засну — вечером пару минут. Он у меня высший сорт, честно, а дома почти не бывает! У других детей из моего класса… у них у всех есть и папа и мама. А если у кого развелись, еще лучше.