Ушма

В какие-то мгновенья, ему казалось, что всё это сон, и это просто очередной поиск, где-то неподалёку от чужих дач, но это было неправдой. И тогда он издавал звуки, от которых кровь стыла в жилах тех, кто бежал следом. Им мерещилось, что сам незримый дух болот, безликий и вездесущий, вырвался на свободу и трубит о своём пришествии. Но затем всё стихало, и болота вновь наполнялись тем еле слышным, протяжным, с ума сводящим шорохом посеревших на солнце сухих трав и тугим гулом камыша, что опоясывал окрестные озёра. Только десятки потревоженных чаек кружили над болотами и кричали, визгливо и пронзительно, глядя на суетящихся внизу людей. Они видели, что произошло у реки, но ни с кем не собирались этим делиться.

Глава 11

Он открыл глаза около двух часов ночи. Он будто и не спал вовсе, а просто лежал с полуночи с закрытыми глазами. Быть может так и было. Ещё пару часов и он вновь уйдёт на болота, а пока короткий отдых. Не для него — зверь не чувствовал усталости — для его тела. Так было нужно.

Людмила стояла у его изголовья. В призрачном свете уличного фонаря, проникавшего сквозь занавеску, её заострившееся, посеревшее лицо походило на лик ожившего мертвеца.

— Что? — спросил он негромко. — Что такое?

— Ты слышишь их? — спросила она. — Слышишь?..

Её голова была наклонена в сторону, рот полураскрыт, а одно плечо приподнято. Прошло всего три дня с того момента как исчезла Анюта, но за это время она так сильно сдала, что временами была неузнаваемой.

— Кого «их»? — спросил он, прекрасно зная ответ.

— Детей… — ответила она, после длинной паузы. — Раньше я их не слышала, но теперь слышу… Они там, на улице… Их много… Зачем они приходят сюда?..

— Там никого нет, — ответил Олег, поправляя подушку. — Ложись.

— Есть, — с пугающей убеждённостью прошептала Людмила, склонив голову к другому плечу. — Они там… Неужели ты их не слышишь?.. Боже, они не дают мне спать…

— Там никого нет, — отрезал Олег. — Спи.

— Я не могу спать, пока они тут… — продолжила Людмила, глядя в пространство. — Они теперь постоянно приходят… Каждую ночь… Раньше я думала, что мне мерещится, но теперь я знаю, это были они… Зачем они к нам приходят?.. Почему?.. Я не хочу их слушать… Не хочу…

— Тебе просто кажется, — сухо отозвался он. — Ты очень устала. Тебе нужно отдохнуть. Ты выпила своё лекарство?

— Оно мне не помогает… — отозвалась Людмила, подходя к окну. — Я всё равно их слышу… Они там, за калиткой… Боже, неужели ты и вправду их не слышишь?.. Вот сейчас?! Вот!.. Будто вода говорит, но это они!..

— Нет, — мотнул головой Олег. — Это просто дом скрипит…

Дом действительно скрипел и стонал, словно тонущий во мраке корабль покинутый своим экипажем, и этот стон был ужасен, потому что даже кораблю было страшно погружаться в разверзшуюся перед ним бездну.

Людмила тихо заплакала.

— Почему они приходят к нам? — залепетала она. — Почему?.. Что мы им сделали?.. Я больше не хочу слышать их! Не хочу! Не хочу… Нет!..

Олег встал и обнял её за плечи.

— Послушай, тебе просто чудится… — сказал он, стараясь не поддаваться раздражению. — Там никого нет… Ложись…

Он усадил её на кровать, потом уложил и накрыл одеялом. Она лежала неподвижно, глядя прямо перед собой, безумная и сломленная, и только её пальцы нервно вздрагивали и шевелились, точно парочка бледных пауков.

— Сначала я думала, что они знают, где моя Анюточка, — залепетала она сквозь слёзы. — Я спрашивала их… Много раз спрашивала… Но они только плачут в ответ… Это ужасно… Я не вынесу этого… Не вынесу… Не вынесу…

Слезы текли из её остекленевших глаз, но она не шевелилась и не моргала.

— Но потом я поняла… Да… Потом я всё поняла… Это ангелы… Мёртвые ангелы… Они просто… Просто…

Тут её лицо исказилось, и она крикнула, приподнявшись на локтях:

— Но я не желаю больше слушать их! Не желаю! Нет! Нет!

— Тебе нужно успокоиться, — монотонно повторил Олег. — Я принесу тебе пустырник. Лежи, я быстро.

Он вышел из комнаты и притворил за собой дверь. Коридор вновь был полон чёрных джунглей. Они проросли разом, одновременно отовсюду, и уже не покидали его ни днём, ни ночью. Никто не замечал их, даже Людмила, и это его устраивало. Он не боялся теней. Он привык к ним. Чернота его сердца была страшнее любой из них, и тени чувствовали это. Они тянулись к нему, обволакивали, прижимались. Он шёл среди них, медленно и твёрдо, точно король поднимающийся на эшафот, и лишь на мгновенье задержался у открытой двери в комнату дочери.