На самом деле в том походе их участвовало не четверо, а десять, и палатка была не одна, а две. Причем вторая была больше и не страдала проблемами качества. Ибо идти на Полярный Урал маленькой группой с плохим снаряжением – значит быть дураком и рисковать жизнью. Так что той памятной ночью у Антона со товарищи, к счастью, оставался запасной вариант. Когда они отчаялись справиться с проклятой дырой, то просто засунули в мешок все имущество поценнее, выбрались из шатра, сняли центральный кол, завалили все сверху снежными кирпичами, чтобы не сдуло, и в полном составе ввалились к соседям.
Дальнейшая жизнь потекла по принципу «в тесноте, да не в обиде». На следующее утро пурга было утихла – как раз хватило времени, чтобы разобрать и перетащить брошенное барахло. Заодно определили, что старый шатер порван больше чем наполовину, так что проще продолжать жить в другом, чем пытаться его реанимировать. Потом ветер задул с новой силой, они опять забрались в единственную теперь палатку и решили, что раз такое дело, надо «бить в бубен». В смысле, выпить, отчасти для поддержания настроения, а отчасти с ритуальными целями, дабы попытаться умиротворить Мать-Моржиху – северное божество, ответственное за погоду. Выражения «бить в бубен» и «Мать-Моржиха» были неизвестно кем и когда подчерпнуты из пары-тройки романов советских времен о северных народах. Понятно, что никто по-настоящему во все это не верил. С другой стороны, кто сказал, что, например, древние греки искренне верили в Зевса и Афину? Скорее всего, образ их мыслей был примерно таким же – «конечно, разумный человек понимает, что это сказки, но… если можно поесть мяса и запить вином не просто так, а вроде как за компанию с богами, то отчего бы не попробовать».