Усилители смысла

– Вообще-то, правильно – часовни, у церкви другие функции. Но на советском атеистическом кладбище передового города?? – Второй криво улыбнулся – в принципе нет. Есть церковь, дальше метров на семьсот, но нам она всё равно не поможет. Насколько я помню, ты атеист, а я… в общем, у меня сложные отношения с Ним.

– Убедил, туда не пойдём. А что будет, если прямо?

Второй на секунду прикрыл глаза и расслабил плечи, подавшись вперёд, будто нёсся над дорогой вдоль маршрута.

– Жилые кварталы, типография, инженерный центр, городской архив, сельхозинститут… тропа здоровья, точнее, её остатки. А вот через дорогу начинается территория Комбината. Дорогу я помню смутно, но вроде мимо Золотого Цеха, территории автозавода, ТЭЦ и пожарной службы… кажется. Не помню точно. Что там происходит, я не знаю и даже боюсь представлять. Грубо говоря, это главная часть города, его основа. Утратившее свой смысл куда раньше, чем всё остальное. Возможно, процесс там зашёл так далеко, что только ураганный ветер может обнажить более-менее пригодную реальность.

– Ты не хочешь туда соваться?

– Да – Второй облегчённо кивнул.

– Хорошо, а что справа?

– Справа длинный универсам, потом через острый угол на магистральную улицу через жилой район улучшенной планировки, прямо на Круг и по протокольной трассе прямо до выезда из города и уродливой стелы с ручным атомом. Там только перейти дорогу и ты уже в другом муниципальном образовании.

– А оно со смыслом?

Второй пожал плечами:

– Ему никогда не придавали стратегического положения или особого значения. Просто жилое поселение колхозного типа. Большое, тысяч на сто жителей. Но главное – там проходит важное шоссе.

– Прям-таки ключевое.

– Ну для страны – да. А когда страна была побольше и называлась Союзом, то шоссе строили специально с таким прицелом, чтобы на него могли садиться самолёты стратегической авиации.

– А потом?

– А потом надобность в таких псевдоаэродромах отпала и в целях демилитаризации среднюю полосу дороги превратили в разделительную и насадили на неё симпатичных цветочков.

– Это интересно. Пойдём туда?

– Мне не нравится то, что по дороге придётся пересекать железную дорогу. Трижды.

– Думаешь, из-за неё неприятности?

Второй повернулся к нему и даже наклонился, чтобы заглянуть ему в глаза, хоть стоял на спуске и был чуть пониже:

– Я ничего не знаю. Только подозреваю. И интуиция как компас в металлоломе.

С чем и пошёл по выбранному пути.

Пятый задумчиво смотрел ему вслед. Он так и не рискнул сказать Второму, что один из этих путей они уже проверили и ему вовсе незачем об этом ещё раз рассказывать. Он вцепился в чувство безопасности и не собирался его выпускать.

Шлось легко. Может, утренний ветер посдувал всё лишнее. Может, они уже притерпелись и реагировали не так остро. Или они выспались и потому были наиболее критичны.

А может, солнце просто не пекло им маковку.

Детский сад по левую руку был детским садом, и не пытался приманить их есть манную кашу и крутить железный руль в деревянной машине. Кованый низкий забор по правую руку и прогулочные аллеи за ними тоже вели себя спокойно.

Даже дойдя до перекрёстка. Второй не стал, как всегда, раздумывать и сразу повернул направо.

И на этой улице их тоже не поджидало никаких особых сюрпризов. Разве что Пятому упорно чудилось какое-то движение в витринах магазинов на первых этажах, но никакой потребности встать в очередь за импортными плащами в нём так и не возникло.

Даже сухой фонтан в точке пересечения прогулочных аллей выглядел тем, чем и должен был – сухой цементной чашей в окружении скамеек под развесистыми деревьями. Выгреби накопившийся мусор, дай воды, покрась скамейки и там будет очень уютно посидеть.

Робкое тепло надежды на успех потихоньку согревало его зябнущие по утреннему холодку конечности. В нём даже накопилась некоторая избыточная смелость. И её надо было реализовать. Он догнал Второго и пристроился под его ритм.

– Послушай, а ты знал, что он… ну… того?

– Перебрался в мир иной? Подозревал. Понимаешь, люди со временем меняются. Даже самые консервативные и нежелающие. А он вёл себя так… как я его знал на определённый момент времени. А на такое способны только призраки.

– Или актёры, вжившиеся в образ.

Второй усмехнулся.

– Не слишком ли роскошен театр абсурда для двух неблагодарных зрителей? Слишком сложно, чтобы быть имитацией. Давай будем радоваться, что этот психосоцикультурный феномен был к нам благорасположен и позволил переждать очень большую опасность.

Пятый вспомнил здание красного гранита и поёжился.

– Слушай, а остальные ключевые здания так же бы себя вели? Ты поэтому не хотел мимо Управления идти?

Второй задумался.

– Нет, не поэтому. Думаю, в зависимости от времени суток содержание искажений меняется. Днём мы видим сущность, а вот ночью – её изнанку. В меру, соответственно, собственной испорченности.

– Днём хорошее, а ночью плохое. Мне что-то хорошим мало что показалось.

– Не передёргивай, не затвор. Днём правда, ночью – досужие слухи. Хотя, возможно, если бы ночь была бы для тебя основным временем, ты бы увидел что-то другое.