Ускользающая метафора

Я, правда, совсем так не считал, но высказать ему свое мнение не решился.

– Мне вот исполнилось пятьдесят четыре. В тех кругах, где я вращался, для полноценной работы возраст уже почтенный, а чтобы стать легендой, я пока что слишком молод. Вот я и слоняюсь, толком ничего не делая.

– Но есть же такие, кто молодым становится легендой.

– Да, есть. Их немного. Однако никакого смысла нет в том, чтобы молодым становиться легендой. На мой взгляд, это довольно-таки кошмарно. Станешь легендой – и весь долгий остаток жизни будешь вынужден жить как под копирку. Что скучнее такой вот жизни?

– А вам не скучно?

Мэнсики улыбнулся.

– Насколько могу припомнить, я еще не заскучал ни разу. У меня не было времени скучать.

Я лишь восхищенно кивнул.

– А вы? Вам доводилось скучать? – спросил он.

– Еще бы – и весьма нередко. Однако скука, похоже, стала неотъемлемой частью моей нынешней жизни.

– Скука не бывает мучительной?

– Да нет, похоже, я с нею свыкся, и она меня никак не мучает.

– Это потому, что в вас не утихает сильное желание писать картины. Это стержень всей вашей жизни, и состояние скуки для него – словно колыбель созидательного порыва. Не будет такого стержня – и скука наверняка станет невыносима.

– Мэнсики-сан, так вы сейчас не работаете?

– Да, я, по сути, отошел от дел. Как уже говорил, провожу немного валютных сделок, торгую акциями через Интернет, но это совсем не потому, что вынужден этим заниматься. Это меня развлекает, а вместе с тем – тренирует мозги.

– И вы живете в таком большом особняке совсем один?

– Именно.

– И вам при этом не скучно?

Мэнсики покачал головой.

– У меня есть о чем поразмышлять. Есть немало книг, которые я должен прочесть, немало музыки, какую должен переслушать. Я собираю много разных данных, классифицирую их, анализирую. Умственная работа вошла в мою повседневную привычку. Я занимаюсь гимнастикой, для смены настроения беру уроки игры на фортепьяно. Разумеется, нужно выполнять и кое-какую работу по дому. Времени для скуки у меня просто нет.

– А стариться? Стариться вам не страшно? В смысле, живя в одиночестве.

– Годы берут свое, – сказал Мэнсики. – Плоть и дальше будет дряхлеть. Я стану все более одиноким. Однако пока что этого на себе я не испытывал. В целом я могу себе это представить, но как бывает на самом деле, своими глазами я не видел. А я такой человек, что склонен доверять лишь тому, что видел собственными глазами. Вот я и жду того, что́ увижу своими глазами дальше. В общем, это не страшно. Особых чаяний у меня тоже нет. Так, легкий интерес.

Мэнсики мерно покачивал в руке бокал с виски и смотрел на меня.

– А вы? Вы не боитесь стареть?

– Шесть лет моей семейной жизни привели к разводу. И за все эти годы для себя я не смог написать ни единой картины. Если вдуматься, эти годы были потрачены впустую. Ведь ради заработка мне пришлось нарисовать бесчисленное количество неинтересных мне самому портретов. Однако в этом, вероятно, есть и обратная – счастливая – сторона. В последнее время все чаще об этом задумываюсь.

– Возможно, я сумею понять, что вы хотите этим сказать. Значимым становится то, что вы отбросили свое «я» за очередным поворотом жизни. Вы об этом?

Наверное, подумал я. Однако в моем случае, видимо, я просто не сразу разглядел в себе нечто важное – и тем самым вовлек в этот свой напрасный «объезд» Юдзу.

Не страшно ли мне стареть? – спросил я самого себя. Боюсь ли я этого?

– Признаться, я этого пока не ощущаю. Возможно, из уст человека, которому нет еще сорока, это прозвучит глупо, но у меня такое ощущение, будто жизнь только начинается.

Мэнсики улыбнулся.

– Отчего ж? Никакая это не глупость. Пожалуй, все так и есть – вы только начали жить.

– Мэнсики-сан, вот вы упоминали о генах – о том, что вы просто сосуд, чтобы принять набор генов и передать его следующему поколению. И если отбросить эту практическую функцию, вы сами – лишь горстка праха. Верно?

Мэнсики кивнул.

– Да, я так говорил.

– Однако разве вам не страшно, что вы сами – лишь горстка праха?

– Я – лишь горстка праха, но праха очень качественного, – ответил Мэнсики и улыбнулся. – Извините за дерзость, но можно даже сказать – исключительно выдающегося праха. По крайней мере, я наделен некими способностями – конечно же, ограниченными, но, несомненно, способностями. И пока я живу, живу я на полную катушку. Я хочу проверить предел своих возможностей. Скучать мне некогда. По мне, так лучший способ не ощущать страх и не бояться пустоты – это прежде всего не скучать.

Часов до восьми мы пили виски. Вскоре бутылка опустела – и Мэнсики выпал удобный случай попрощаться.

– Извините, что засиделся у вас допоздна, – сказал он. – Пора и честь знать.

Я вызвал по телефону такси. Достаточно было сказать:

– Дом Томохико Амады. – Томохико Амада – личность известная.

– Машина будет минут через пятнадцать, – ответил мне диспетчер. Я поблагодарил и повесил трубку.

Пока ждали такси, Мэнсики произнес таким тоном, будто доверял мне тайну:

– Я же вам уже сказал, что отец Мариэ Акигавы, так сказать, попал в лапы некоей религиозной организации?

Я кивнул.