Ускользающие тени

– Конечно, мадам, – ответила девушка и присела. «Вот это жизнь!» – думала Сидония, осматриваясь, поправляя свой макияж и волосы. Приведя себя в порядок, она поднялась по правой лестнице на площадку, где уже ждал ее хозяин. Севинье слегка поклонился:

– Великолепно, мадам! Позвольте предложить вам выпить.

– После концерта – с удовольствием, а теперь я просто не могу себе этого позволить.

– Вполне понимаю вас. Но я прикажу поставить на лед бутылку шампанского для вас – это вино из моих собственных виноградников, им я особенно горжусь.

– Как чудесно это звучит, месье Севинье! Я просто очарована вашим домом.

Пьер улыбнулся:

– Я люблю его. Здесь моя семья жила последние несколько сот лет, а до того он принадлежал принцу Конти. Особняк был одной из множества его резиденций.

– Вы постоянно живете здесь?

– В течение недели – да. А на уик-энд я уезжаю из города.

Сидония умирала от желания узнать, женат ли ее хозяин, но не решалась спросить об этом. Вместо этого она произнесла:

– Должно быть, у вас чудесная жизнь.

– И да и нет. Она бывает весьма скучной. Больше всего меня радует возможность путешествовать или развлекаться. И как раз сегодня я собираюсь как следует развлечься. Я задумал вечеринку в стиле восемнадцатого века – все гости будут костюмированы.

– О, вам следовало предупредить меня. Я могла бы подобрать костюм…

– Это совершенно ни к чему. Вы очаровательны. Мы с вами останемся в современной одежде.

– Боюсь, что мой гость – тот, о котором я упоминала по телефону – тоже не знает о костюмированной вечеринке.

– А, да, Алексей Орлов! Я не ожидал увидеть его. Судя по газетным статьям, это тот самый юноша, который способен произвести в Париже сенсацию.

Сидония усмехнулась.

– Он настоящий виртуоз, но еще более удивителен его характер.

– Как у Найджела Кеннеди?

– Пожалуй, не совсем так.

– А! – загадочно воскликнул ее хозяин. – А теперь, мадам Брукс, позвольте показать вам зал, где вы будете играть. Вероятно, вы хотели быь разогреть руки.

– Да, пожалуйста.

– Следуйте за мной.

Он повернулся и зашагал, открывая две массивные белые двери, инкрустированные и позолоченные, ведущие в огромный салон. Это была одна из самых элегантных комнат, которые доводилось когда-либо видеть Сидонии в частном доме. В отделке комнаты преобладали белый цвет и золото, канделябры отражались во множестве зеркал, бархатные портьеры цвета старого бургундского свешивались во всю высоту трех огромных парных французских окон и уже были задернуты. В передней части салона располагалось возвышение, на котором стояли изысканные клавикорды Бланше.

– Невероятно! – воскликнула Сидония, садясь за клавикорды и восхищенно, любуясь классической сценой, изображенной изнутри на крышке. – Прежде чем прибудут ваши гости, я не отказалась бы поупражняться четверть часа.

– Тогда я оставлю вас здесь, – ответил Пьер и вышел.

Это было совершенно необычное ощущение – остаться одной в зале, где все, кроме приглушенного электрического света, казалось сохранившимся без изменения на протяжении двухсот лет. Охваченная трепетом, еще помня атмосферу утреннего видения, Сидония склонилась над клавиатурой и заиграла сонату Скарлатти, не давая себе возможности думать о чем-либо постороннем.

Мелодия этой сонаты, известной под номером 264, настолько томительна, что способна повергнуть слушателя в состояние совершенного оцепенения, не говоря уже об исполнителе. Едва переводя дыхание, Сидония завершила сонату, и тут же в зале раздались бурные аплодисменты. Она изумленно подняла голову и увидела, что, .пока она увлеклась игрой, в зале появились слушатели – она нарушила весь распорядок вечера, упражняясь слишком долго. Нервничая в предчувствии реакции ее хозяина, Сидония всмотрелась в толпу, разыскивая его.

Однако здесь не было ни Пьера, ни Алексея. Только гости, напудренные и причесанные по давно исчезнувшим модам, выглядящие совершенно настоящими, смотрели на нее почти с благоговением, впиваясь глазами в музыкантшу. И только Сидония подумала об этом, у нее закружилась голова, ибо прежние видения повторились: второй раз за двенадцать часов она видела Сару Банбери.

Ее мысли мелькали подобно птицам: она думала о легкости, с которой ускользнула из настоящего в прошлое – в этом было нечто ужасающее, о том, что Сара явно стала старше – значит, для нее время бежало быстрее, чем для Сидонии. Ибо теперь фигура этой женщины лет двадцати пяти, сидящей среди французских щеголей, заметно округлилась и стала пышнее. С сегодняшнего утра Сара повзрослела на несколько лет.

Банбери, как всегда элегантный, сидел поодаль от жены, а между ними располагался незнакомый мужчина, голова которого была склонена к Саре. Когда Сидония взглянула на него, мужчина выпрямился и посмотрел на нее в упор – так, что музыкантша содрогнулась.