Ускользающие тени

В Бате, как всегда, казался тонизирующим даже воздух. Видя у своих ног этот город, обладающий своеобразным очарованием, невероятная история которого была удивительна сама по себе, не говоря уже об удачном местоположении, ароматном воздухе, атмосфере цивилизованной жизни близ природы, Сидония на минуту застыла. У нее уже вошло в привычку прибывать на место концерта раньше, чем требовалось. Стоял май, погода выдалась очень славной, и, едва успев устроиться в отеле, Сидония вышла на улицу с твердым намерением выйти на Лансдаун-Хилл и пройтись по Маунт-Бекон, разглядывая жемчужины архитектуры георгианской эпохи в оправе развалин римских поселений.

Она пребывала в странном состоянии и определенно нуждалась в принятии какого-либо твердого решения, что было весьма странно для человека, способного работать так же подолгу, как Сидония. Она вылетела из Венеции, чтобы подготовиться к концерту в зале Перселла, удивляясь, как ей вообще удается держать себя в руках. Отчаянные усилия Дало затащить Алексея в постель стали казаться скорее скучными, нежели вызывающими, и все же ей требовалось расслабиться несколько дней и прогнать все воспоминания.

– Тебе ведь она не нравится? – расстроенно спрашивала Сидония у скрипача.

– Она меня забавляет, – ответил он не слишком уверенно.

– Такова цена вновь обретенной известности Алексея, крошка Сид, – прокомментировал сцену Род, наблюдая за парочкой издалека.

– Видимо, сегодня это прозвучит нелепо, но некогда я считала, будто он испытывает страсть ко мне и не сможет быть с другой женщиной.

– Не нелепо, а наивно. Мужчины всегда ищут радостей на стороне.

– Не будь половым шовинистом – женщины поступают точно так же.

– Что же, пусть так.

– Как думаешь, он ляжет с ней в постель?

Род пожал плечами:

– Вероятно. Впрочем, не знаю. Лично я обычно выбрасываю изношенную обувь.

Разговор оставлял желать лучшего, и Сидонией овладело беспокойство. Решив во что бы то ни стало сосредоточиться к предстоящему важному концерту, она возложила надежды на самого надежного лекаря – время и бросилась в работу как безумная, пытаясь придать каждой пьесе своего репертуара звучание, которому она научилась у графа Келли.

Как всегда, музыка исцелила ее, и она уже начала входить в обычное хорошее настроение, когда, пришло очередное письмо из Канады:

«Дорогая Сидония, месяцы пронеслись так быстро, что я едва могу поверить, что вновь наступила весна. Казалось, только вчера было Рождество и наш последний телефонный разговор. После этого я пытался дозвониться тебе пару раз, но нарывался на включенный автоответчик, потому не оставил сообщения, предполагая, что ты в отъезде.

Работа идет особенно успешно, так что я останусь здесь еще на несколько месяцев, чтобы максимально продвинуться в своих исследованиях. В здешней больнице к моему решению отнеслись прохладно, но, в конце концов, согласились. Конечно, меня мучит тоска по тебе. Я надеюсь оказаться дома либо в конце лета, либо в начале осени – точно еще не знаю. Не могу дождаться, когда увижу тебя. Нам предстоит столько еще наверстать!

Мой брат с женой приезжали на несколько дней в январе в наш дом, но сказали, что тебя там не было. Полагаю, ты в это время находилась во Франции, я слышал сообщения – да, в Канаде техника уже достигла такого уровня – о твоих блестящих успехах. Неудивлюсь, если к твоему преображению имеет прямое отношение сама леди Сара. Вероятно, при встрече ты мне об этом расскажешь.

Позаботься о себе и постарайся написать, если выберешь свободную минуту. С нежнейшей любовью, Финнан».