Расположение дома тоже было прелестным. Находящийся в миле от большого дома, он был построен в долине и окружен холмами, поросшими лесом, имел длинную и удобную подъездную аллею. Большего трудно было пожелать, и единственное, что раздражало Сару, — постоянные задержки в строительстве. Еще одним поводом для ее беспокойства, впрочем, который волновал почти все население страны, был американский конфликт.
Твердая позиция Сары, которая стояла за колонистов, не изменилась, хотя она предполагала, что жители Бостона — отвратительный народ, вспыльчивый, безрассудный, лицемерный и лживый, о чем и написала Сьюзен в следующем письме. Но она и намеком не обмолвилась подруге, как сердита она на короля за его взгляды на ненавистную войну. Сара думала, что, будь она королевой, она бы уговорила Георга прекратить эти кровопролитные распри, мысли о которых постоянно терзали ее. Будь она супругой короля, всю историю мира пришлось бы переписать заново — Сара Леннокс была в этом полностью уверена.
В январе 1779 года пришло письмо от Элизабет Напье, в котором Саре сообщали, что Донни переведен из двадцать пятого полка в восьмидесятый и отправлен в Америку. Его жена и их дочь Луиза должны были последовать за ним, самое ужасное, что Элизабет была снова беременна. Сара немедленно написала ответ, выражая надежду на то, что путешествие будет безопасным, и отправила письмо, продолжая мучиться тягостными мыслями. Поскольку уже очень много ее друзей и родственников было по ту сторону Атлантики, каждый день приносил Саре новые тревоги. Пытаясь отвлечься от мыслей о войне размышлениями о до сих пор недостроенном доме, Сара выехала в Лондон в обществе Луизы.
Именно здесь, во время посещения городского дома Леди Элбермарл, произошло событие, которое позволило Саре сделать очередной шаг к восстановлению своего счастья. Сэр Чарльз Банбери прислал письмо в голубом конверте, в котором просил позволения увидеть ее. Прежнее сочувствие к бывшему мужу еще не угасло в душе Сары, и она письменно сообщила ему о своем согласии.
В сущности, им пришлось встречаться дважды, ибо при первой встрече Сара разразилась таким потоком слез, что у ее бывшего мужа не оставалось другого выбора, кроме как уйти. Но когда он появился на следующий день, Сара уже успокоилась, и они поприветствовали друг друга легкими поцелуями. Сара пришла к убеждению, что Чарльз хорошо выглядит и находится в отличном расположении духа, он выразил мнение о том, что ее красота расцвела благодаря зрелости, а печаль придала ей внутреннее очарование.
— На этот раз слез не будет? — с любопытством спросил Чарльз.
— Я попробую, но не обещаю, — ответила она дрогнувшим голосом.
— Не надо, Сара, я не держу на вас зла.
— Как вы можете говорить об этом после всего того, что совершила я?
— Что прошло, то прошло. Сейчас я хочу только одного — чтобы мы вновь стали друзьями и вы бы позволили мне свободно навещать вас.
Он был таким серьезным, любезным и великодушным, что слезы вновь начали душить Сару.
— Ну, не надо плакать, — примирительно произнес Банбери. — Иначе мне придется уйти. Если сам мой вид служит вам упреком, я лучше не буду зря расстраивать вас.
— Нет, нет, я прошу вас остаться. Больше всего мне хочется видеть вас в кругу своих друзей. Вы слишком-добры ко мне.
— Будете ли вы испытывать облегчение, если я попрошу вас об одной милости? — вдруг спросил Чарльз, выпрямляя свой элегантный стан в кресле. — Ибо вы можете кое-что сделать для меня…
— Что же? — спросила Сара, сидя рядом с ним и чувствуя теплоту и уют от его присутствия;
— Я бы хотел встречаться с Луизой, относиться к ней так, как будто она действительно моя дочь. Я долгие годы любил ее — в сущности, с самого момента ее рождения, и мне жаль, что я не вижу, как она растет.
— О, какой вы милый! — воскликнула Сара, наконец-то вкладывая в слова все свои чувства.
— Я убежден, что каждый ребенок должен иметь мать и отца, если только это возможно.
— Согласна с вами, — Сара нахмурилась. — Чарльз, я очень беспокоюсь о бедных детях Сте.
— Что с ними стало?
— Вы знаете, что Мэри, его вдова, умерла в прошлом году от чахотки — ей было всего двадцать лет!
— Да.